Цепкие лапы времени. Александр Плетнёв
ознакомившись с полными биографиями некоторых деятелей, искренне озлобился, заявив, что «недостойны эти подонки и предатели смерти от несчастного случая или сердечной недостаточности». Собственно, и Ельцина просто так не хотел отпускать, мотивируя:
– Я не поленился, после просмотра хроники «девяностых», где «гастролирует» пьяный ЕБН (вот уж наградила родословная инициалами), ради интереса повстречался, поглядел на него – очень энергичный мордатый тип. И вдруг подумалось мне: а если… Ну, вот мало ли – вылезет эта сволочь на сточно-канализационной волне демократии, объявив себя жертвой репрессий.
– Что предлагаешь?
– Загнулся с перепою, например. Нет трудности подсадить его «на стакан» – дескать, спился, сломленный карьерными неудачами. Зато какое милосердие, – сказал, точно сплюнул, – умрет пьяным и счастливым, понима-а-ашь… А на Горбачева и других, всех кто тут по списку… найти за ними грязные делишки уже сейчас можно с лихвой! Нет? Всегда можно сфабриковать! Предъявить обвинения, вызвать на партийный, а там и на уголовный суд!
– Нет пока за ними ничего особого… сейчас, что Ельцин, судя по характеристикам, что Горбачев – молодые, подающие надежды… – медленно, словно нехотя, вывел Андропов. Видел, как вытянулось в непонимании лицо генерала, поспешив уточнить: – Нет, я не оправдываю их…
Скрепя сердце подумал: «Я не оправдываю нас – высшее партийное руководство. Себя. Шаг за шагом следуя в брежневском кильватере, боясь перемен, мы подводили страну к пропасти. Понимали, видели это… еще вчера. Но я вот вчера до конца в это так и не верил. А уже сегодня это свершившаяся где-то данность».
Подобрать компромат и засудить недавнего ставропольского крайкомовского секретаря Андропов остерегался – тот знал некоторые, пусть и неявные, но неприятные факты, которые Горбачев, будучи «утопленником, схватившимся за соломинку», мог огласить. Да и… ну, вот никак не мог Юрий Владимирович допустить столь полной дискредитации партии и руководства советского правительства. В первую очередь, видя собственную вину, являясь частью системы. И не важно, что он лично «хотел как лучше, а получилось, как всегда».
«Откуда у меня вдруг выскочила эту глупая фраза? В голове в последнее время от наплыва всего так перемешалось, что черт ногу сломит».
Все навалившиеся проблемы самому охватить, разумеется, было немыслимо. Так, например, собранные из дня вчерашнего, сегодняшнего и опыта грядущих удачных экономик уже такие знакомые и совместимые понятия, как «социализм с человеческим лицом», «югославская модель экономики… венгерская», «полурыночное построение Китая и Вьетнама», рассматривались специальной комиссией по преобразованиям и реформам.
И здесь, перекладывая чужой опыт на реалии и масштабы СССР (с его пятнадцатью национальными республиками и огромными пространствами), предполагалась более сложная организация хозяйствования.
Любое реформирование экономики нужно было тщательно проработать, апробировать