Музей Невинности. Орхан Памук
срочное дело, я быстро доел обед и побежал туда.
Фюсун позвонила в дверь ровно через двадцать минут после моего прихода. По крайней мере, я надеялся, что это она, когда шел открывать. Накануне мне приснилось, как я распахиваю дверь и вижу ее.
В руках она держала зонтик, а с волос стекала вода. На ней было желтое платье в горошек.
– Я думал, ты меня уже забыла. Ну, входи.
– Не хочу вас беспокоить. Только отдам деньги. – Фюсун протянула мне помятый конверт, на котором значилось «Высшие подготовительные курсы», но я его не взял. Притянув за плечо, завел ее в квартиру и закрыл дверь.
– Дождь очень сильный, – пробормотал я первое, что пришло на ум, хотя в окно ничего не заметил. – Посиди немного, не надо мокнуть. Я как раз ставлю чай, согреешься.
Вернувшись с кухни, я увидел, как Фюсун рассматривает старые мамины вещи, одежду, чашки, трубки, покрытые пылью часы, коробки для шляп и прочий хлам. Чтобы она почувствовала себя увереннее, я попытался развеселить ее, поведав в красках, с какой страстью мама скупала эти вещи в самых модных магазинах Нишанташи и Бейоглу, на распродажах имущества из особняков османских пашей или из полусгоревших летних вилл и даже из расформированных дервишских обителей-текке, а также во всевозможных магазинах, магазинчиках и антикварных лавках по всей Европе. И как, едва попользовавшись ими, тут же отвозила сюда, чтобы забыть о них навсегда. Рассказывая, я открывал шкафы, откуда пахло нафталином и пылью. Потом показал старый ночной горшок, кютахийскую вазу с красными цветочками (ту самую, что мать просила меня поискать) и маленький трехколесный велосипед, на котором мы оба с Фюсун катались в детстве (старые детские велосипеды мама всегда отдавала бедным родственникам).
Хрустальная конфетница напомнила мне о былых праздничных застольях. Когда маленькая Фюсун приходила к нам по праздникам в гости с родителями, то леденцы, засахаренный миндаль, марципаны, грецкие орехи в меду и лукум подавались именно в этой конфетнице.
– Помните, однажды на Курбан-байрам мы пошли с вами гулять, а потом катались на машине. – Фюсун оживилась, и глаза ее засияли.
Картина той прогулки предстала перед глазами, словно все происходило вчера.
– Ты тогда была еще совсем ребенком. А сейчас превратилась в красивую молодую женщину.
– Спасибо, – смутилась она. – Мне пора идти.
– Ты еще не выпила чая. И дождь еще не кончился.
Я подвел ее к балконной двери и слегка раздвинул тюлевую занавеску. Фюсун с любопытством посмотрела на улицу, как дети, которые, впервые попав в новый дом, удивленно рассматривают все вокруг, или как совсем юные люди, в которых еще не угас интерес ко всему и есть открытость, потому что они не знают страданий. Мгновение я с желанием смотрел на ее затылок, шею, ее кожу, на бархатистые щеки, на крохотные родинки, незаметные издалека (а ведь у моей бабушки тоже была на шее выпуклая родинка!). Моя рука потянулась сама собой и погладила