Нейромант (сборник). Уильям Гибсон
что у того отсутствует бо́льшая часть среднего пальца левой руки.
Когда город начал пропитываться предрассветной голубизной, Молли приказала «мерседесу» везти их в Топкапи. Финн и огромный турок – тот самый Махмут – унесли все еще не пришедшего в сознание Ривьеру. Несколькими минутами позднее подъехал запыленный «ситроен» – за армянином, который находился на грани обморока.
– Жопа ты, – сказала Молли, открывая для него дверцу машины. – Сидел бы себе и не высовывался. Я держала его на прицеле с той самой секунды, как он вышел.
Терзибашьян свирепо посмотрел на девушку.
– Во всяком случае, ты нам больше не нужен. – Молли подсадила его в машину и захлопнула дверцу. – Еще раз попадешься мне, и я тебя прикончу, – сказала она бледному лицу, видневшемуся за тонированными стеклами; «ситроен» дернулся и неуклюже вывернул из переулка на улицу.
«Мерседес» несся по просыпающемуся городу. Они миновали Бейоглу и теперь пробирались сквозь лабиринты запущенных улочек, мимо захудалых доходных домов, смутно напомнивших Кейсу Париж.
– А это что еще за хрень? – спросил он Молли, когда «мерседес» остановился возле сада, окружавшего Сераль.
Дикая разностильность этого комплекса зданий могла ошарашить кого угодно.
– Топкапи, – сказала Молли, вылезая из машины и потягиваясь. – Раньше здесь был как бы частный публичный дом короля. Уйма баб. А теперь это музей. Малость похоже на мастерскую Финна: все свалено грудами – здоровенные бриллианты, мечи, левая рука Иоанна Крестителя…
– Живая, как в консервирующем чане?
– Нет. Мертвая. Лежит внутри такой бронзовой руки с дыркой сбоку, чтобы христиане могли поцеловать. Турки отобрали ее у христиан миллион, наверное, лет назад и с тех пор ни разу не удосужились стереть с нее пыль: ведь это «реликвия неверных».
В садах Сераля ржавел чугунный олень. Кейс шел рядом с Молли и слушал, как хрустит под носками ее ботинок неухоженная трава, жесткая от утреннего мороза. Они шли параллельно дорожке, сложенной из восьмиугольных каменных плит, очень, наверное, холодных. Чуть подальше, на Балканах, была уже зима.
– Этот Терзи – большая сволочь, – сказала Молли. – Он агент тайной полиции. Настоящий палач. Купить такого сучару проще простого, особенно за такие деньги, какими швыряется Армитидж.
На деревьях начинали петь птицы.
– Я раздобыл сведения из Лондона, – сказал Кейс. – Кое-что узнал, но не понимаю, что именно.
И рассказал ей историю Корто.
– Да, я знаю, что в «Разящем кулаке» не участвовал никакой Армитидж. Проверено. – Молли погладила ржавый олений бок. – И ты считаешь, что маленький компьютер вывел его из шизофрении? В этой французской больничке?
– Скорее уж, Уинтермьют, – ответил Кейс.
Молли кивнула.
– Интересный вопрос, – задумчиво сказал Кейс, – а знает ли Армитидж, что он был когда-то полковником Корто? Я хочу сказать: когда Армитидж попал в больницу, он был никем,