Жизнь Тузика Озейло. Перекрёстки. Сергей Трапезников
протянула в ответ Камилла. – Может, просто не пить кофе? Я могу налить простой воды. И лекарство есть – сама мучаюсь с давлением…
– Нет-нет, – пролепетала Сельвина, хватая мужа под локоть и направляя того в сторону выхода. – Дождь как раз будет к месту. Прохладный свежий воздух – то, что мне сейчас необходимо. Нам, мопсам, это, как правило, очень помогает…
Камилла не была дурочкой. Благо она не один год прожила в браке с Федерико Торресом, поэтому быстро смекнула, что к чему.
– Как скажете, сеньора. – Супруга Торреса медленно поднялась из-за стола и направилась к выходу.
На улице и вправду моросил дождь, но это нисколько не помешало всем троим с комфортом разместиться на уютной летней веранде.
– Я так испугалась, что вы произнесёте наши имена! – призналась Сельвина.
– Хорошо, что я вовремя сообразила вообще, что происходит, – укоризненно покачала головой жена Федерико Торреса. – Вы в таких случаях на бумажках писали бы, что ли…
Вальтер едва не сдержался, чтобы не ответить ей в самом грубом виде. Если эта ротвейлериха много лет прожила в браке с главой Следственного комитета, это не даёт ей право учить сотрудников ОБА, пусть и на пенсии. Всё, что он смог из себя выдавить в тот момент, – это один-единственный вопрос:
– Вы не любите ОБА?
– А кто их любит? – в тон ответила Камилла. – У меня муж, можно сказать, полицейский. Пёс непростой, уж поверьте мне. А ОБА – те же самые полицейские, только в гипертрофированном виде. Вседозволенность, наслаждение властью, слепая уверенность в своей правоте, и не всегда при этом с большой долей ума. Даже самые порядочные псы оттуда хоть раз, но предавали себя. Я уже не говорю про всех остальных, которых в той организации большинство.
Вальтер продолжал отчаянно сдерживать себя, чтобы не высказать этой самоуверенной выскочке всё, что он о ней думает. Сравнить службу в ОБА, элиту страны, с какой-то полицией! Такой наглости Веласко не слышал ни разу за всю свою жизнь.
– Вы не любите Аргентину? – аккуратно спросила Сельвина, внутри которой тоже что-то заскребло. Конечно, не так как её мужа, Вальтера, но всё же ей тоже было немного неприятно.
– А при чём тут Аргентина, простите? – искренне удивилась Камилла. – Я не люблю ОБА и терпеть не могу правительство в Буэнос-Айресе. Но я обожаю Аргентину – я выросла в ней. Я люблю её культуру, ценности, историю, язык. Я Российскую Автономию не люблю…
– Вам не нравится Тузик Озейло, – заключила Сельвина, качая головой.
– Да вы с ума сошли! – воскликнула Камилла. – Вы что, не понимаете, что любить страну и любить её руководство – совершенно разные вещи? Я не люблю Российскую Автономию, я не люблю этот город, наспех и наперекосяк построенный по российским «лекалам» сорокалетней давности, мне не нравится навязывание чуждого мне языка. Я люблю Аргентину, в которой выросла. И буду любить её. При этом мне нравится Тузик Озейло. Я знаю, что это очень порядочный пёс. Настолько порядочный, что нигде во всём собачьем мире вы не найдёте в политике никого, кто был бы хоть на миллиметр был приближён к Озейло. А Буэнос-Айрес