Угроза 4.0?. Радмир Замильевич Шарапов
но смог выпить только полкружки чая и откусить кусок сосиски, больше в горло ничего не полезло. Недоеденный завтрак так и остался в тарелке на краю стола. Человек, посмотрев на эту импровизированную трапезу, с сожалением выдохнул, там же взял табуретку и сел напротив мальчика. На минуту воцарилась тишина.
– Здравствуй, Максим, – сказал мужчина, его голос был спокойным и мягким, совсем не таким, как у дяденек милиционеров.
Максим не отреагировал, ему было все равно, что происходит вокруг, но мужчина не продолжал, похоже, он прекрасно понимал, что мальчику пришлось пережить, и знал, что давить было нельзя. Незнакомый человек терпеливо ждал, не произнеся больше ни слова. Поначалу мальчик не придал всему происходящему значения, на протяжении целого дня много разных людей ходили туда-сюда по своим делам, мало ли кто это, посидит и уйдет. Но мужчина, не навязываясь, твердо стоял на своем. Максим чувствовал его взгляд и удивился, когда спустя долгое время тот даже не пошевелился. Прошло больше тридцати минут, и все это время они сидели в комнате одни, друг напротив друга. Для мальчика время шло иначе, оно, как и все остальное, не имело никакого значения. Понемногу мозг начал оживать от тяжелого сна наяву и вырываться из забытья, в мальчике просыпалось природное любопытство. Он медленно, с опаской поднял голову – перед ним сидел худощавый мужчина с каштановыми волосами, кромка которых местами редела сединой. Лицо у него было немного узкое, скорее прямоугольное, оно было приятное, а его тонкие усики придавали солидности и важности. Глаза маленькие, серые, Максим не заметил, как засмотрелся в эти глаза, они показались ему бесконечно грустными, но добрыми. Незнакомец был одет в костюм темно-рубинового цвета, почти черный, на ногах были лакированные туфли, начищенные до блеска, в руках он держал небольшую шляпу. Уловив вопросительный взгляд мальчика, мужчина спокойно пояснил:
– Максим, я твой дядя, я брат твоего папы.
От этих слов в мальчике наступило замешательство, его пульс стал ритмичен, а к голове начала приливать кровь, дыхание участилось.
– Я выехал, как только узнал, что случилось. Представляю, как тебе сейчас плохо, – продолжил дядя, стараясь говорить как можно мягче.
Запекшиеся губы Максима пошевелились, словно он хотел говорить, но потерял дар речи. Во рту пересохло, и он не смог ничего сказать.
– Я приехал забрать тебя отсюда, хочу, чтобы ты отправился со мной.
Максим два дня почти ничего не ел, горе и стресс лишили его сил, он знал, что такое детдом, и последние несколько часов провел в ужасе от мысли, что его неизбежно туда отправят. И вот новый резкий поворот в жизни маленького мальчика. Нервное истощение наконец достигло своего апогея, Максим невольно опустил взгляд, руки стали ватными, голова начала запрокидываться вбок, от истощения он упал в обморок. Дядя молниеносным движением сместился с табуретки в сторону племянника и бережно подхватил обессилевшее тело ребенка.
Очнулся