Бойня. Дик Фрэнсис
опытным. Они с Каскадом шли голова в голову, и на поворотах он висел на нас, как репей. После последних четырех препятствий, на финишной прямой, он по-прежнему шел бок о бок с Каскадом: его жокей отжимал нас в сторону, хотя вся дорожка была свободна. Это была деморализующая тактика – этот жокей часто использовал ее против лошадей, которых считал опасными соперниками. Но я был не в том настроении, чтобы позволить ему или кому-то другому загонять меня в угол. В душе у меня кипела безжалостная ярость, я с трудом сдерживал рвущееся наружу отчаяние.
Я жестко вывел Каскада на последние препятствия и безжалостно погнал его на финишной прямой. Быть может, ему это не нравилось, но ведь он мне ничего не говорил.
Мы обошли противника на несколько дюймов. Каскад сделал несколько неверных шагов и остановился. Мне было немного стыдно. Я не радовался победе и, возвращаясь туда, где расседлывали лошадей, испытывал не очищающее освобождение от напряжения, а только нарастающий страх, что моя лошадь вот-вот упадет мертвой от перенапряжения.
Каскад на трясущихся ногах прошел к месту победителя, чтобы принять похвалу, несомненно, им заслуженную. Принцесса подошла, чтобы поздравить его. Глаза у нее были слегка встревоженные. Результат фотофиниша был уже объявлен. Каскад действительно победил. Но принцесса, похоже, больше беспокоилась не о победе, а о том, какой ценой она досталась.
– Вы его не слишком гнали? – спросила она, когда я соскользнул на землю. – По-моему, вы перестарались, а, Кит?
Я похлопал Каскада по дымящейся шее. Рука сразу стала мокрой от пота. Многие лошади не выдержали бы такого напряжения – но Каскад выдержал.
– Он молодец, – сказал я. – Выложился полностью.
Принцесса смотрела, как я расстегнул подпруги и снял седло. Конь стоял не двигаясь, опустив голову от усталости, пока Дасти, путешествующий с ним главный конюх, накрывал его взмыленное тело теплой попоной, чтобы лошадь не простыла.
– Вам не надо ничего доказывать, Кит, – сказала принцесса очень отчетливо. – Ни мне, ни кому-то другому.
Я в это время забрасывал подпруги на седло. Услышав такое, я остановился и в изумлении воззрился на нее. Никогда еще я не слышал от нее ничего столь личного, никогда при мне она не высказывалась столь недвусмысленно. Наверно, мое горе отражалось у меня на лице слишком отчетливо…
Я медленно закончил собирать подпруги.
– Я, наверно, пойду взвешиваться… – сказал я.
Она кивнула.
– Спасибо, – добавил я.
Она снова кивнула и похлопала меня по руке знакомым жестом, выражавшим одновременно понимание и разрешение удалиться. Я повернулся, чтобы идти в весовую, и увидел, как к Каскаду решительно направляется один из распорядителей. Приближаясь, распорядитель пристально рассматривал коня. Распорядители всегда очень пристально рассматривают лошадей, когда есть подозрение, что с лошадью обошлись жестоко, но в глазах данного конкретного распорядителя светилось нечто большее, чем