Егерь императрицы. Тайная война. Андрей Булычев
что жизнь среди людей будущего с их машинами, телевизором, интернетом и всем этим колоссальным техническим прогрессом была вовсе даже не с ним, и только лишь приснилась ему в каком-то странном и ярком сне. Сам же он человек из плоти и крови этого времени и вот этого мира, живущий, воюющий бок о бок с такими же, как и он, людьми, любящий их или ненавидящий, разделяющий пищу в походах или идущий с ними в атаку. Совершенно ясно было одно – он офицер Российской императорской армии, присягнувший на верность матушке самодержице Екатерине Алексеевне и отстаивавший право своей страны быть великой. Вот это и есть то главное, а не какое-то там досужее сюсюканье или же сопливые рассуждения о смысле жизни и о том, кто я, для чего я, как же я сюда угодил и как же мне теперь такому бедному дальше тут жить. Коли уж так случилось и ничего уже не вернуть назад, так значит, так тому и быть. А у него уже есть смысл в этой жизни и есть люди, которые за ним идут в огонь и в воду.
– В сторону! – мысли Лёшки прервала группа всадников, проскакавшая мимо. Он прижался к ограде, а пятёрка на породистых лошадях обдала его брызгами грязи из луж.
Думашев с господами штаб-офицерами изволил отъехать на обед. Деньги у полковника водились, и он мог позволить себе столоваться в лучшем из соответствующих заведений города, в новомодной ресторации “Bouillon” француза Жозе Гастара. Там для высоких господ подавались тонкие вина из Франции и Испании, звучала красивая музыка, а вышколенные официанты разносили по столам европейские кушанья.
«Ничего, сейчас к себе приду. Артельные сварили кашу с мясом. Общие деньги на приварок у них в команде пока что водятся. Так что каша эта будет вкусная, жирная и очень сытная. Как раз то, что нужно служивому человеку».
У Алексея от этих мыслей забурчало в животе, его рот наполнился слюной, и он, прибавив шагу, поспешил в своё расположение. До общего сигнала «сбор к столу» на приём пищи оставалось совсем немного времени.
Егоров питался общим котлом со своими солдатами, отдавая свой офицерский порцион в общую артель. Довольствие у егерей было значительно лучше, чем в матушке пехоте, ведь их не объедали и не обсчитывали полковые интенданты и начальство. Да и нормы отпуска провианта в отдельных егерских подразделениях были значительно выше, чем в тех же мушкетёрских ротах, а уж про особую егерскую команду «волкодавов» и говорить было нечего. Но всё это им давалось не зря, за всё приходилось платить кровью на дальних выходах и в бою. Да ещё и сдабривалось всё обильно политым солёным потом в постоянных изнурительных тренировках и на учениях.
Но егеря не жаловались, в их команде сложилась своя особая атмосфера, где люди жили словно бы одной большой семьёй ну или общиной близких по духу людей. Были в ней, конечно, безусловные авторитеты и уважаемые люди, но даже самого молодого солдатика, только что прибывшего из полковых мушкетёров, никто здесь не обижал, не унижал и не затюкивал. Напротив, таковых старались опекать и научить всем премудростям, уже известным старослужащим.