Хроники Кадуола: Эксе и Древняя Земля. Джек Вэнс
двери. Пробыв в этой позе несколько секунд, он вернулся в боковую комнату, служившую чем-то вроде кладовой и канцелярии. Здесь он сделал копию письма Флоресте. Эту копию он аккуратно сложил и положил в ящик, а оригинальный экземпляр засунул в карман, после чего удалился.
Через десять минут Глоуэн прибыл в помещения отдела B на втором этаже нового здания управления Заповедника, и его немедленно провели в личный кабинет Бодвина Вука. Как всегда, директор восседал за столом в массивном, обтянутом черной кожей кресле. «Давай его сюда!» – протянул руку Бодвин. Глоуэн передал ему письмо. Бовин Вук махнул рукой: «Садись».
Глоуэн подчинился. Бодвин Вук вынул письмо из конверта и принялся читать его вслух однообразно-гнусавым тоном, совершенно не соответствовавшим экстравагантным оборотам и метким наблюдениям Флоресте.
Письмо, достаточно непоследовательное, содержало ряд многословных отступлений, разъяснявших философию автора. Формально выразив раскаяние по поводу своих прегрешений, в целом и в общем Флоресте пытался обосновать и оправдать эти прегрешения. «Могу заявить со всей определенностью: не вызывает сомнений тот факт, что я – один из редких людей, с полным правом претендующих на звание „сверхчеловека“, – писал Флоресте. – Подобного мне не встретишь на каждом углу! В моем случае общепринятые нравственные ограничения неприменимы. Они препятствуют воплощению в жизнь непревзойденных творческих замыслов. Увы! Как рыбе в аквариуме, плавающей среди других рыб, творцу нового и неповторимого приходится соблюдать правила, введенные подражателями и посредственностями, если он не хочет, чтобы ему безжалостно обглодали плавники!»
Флоресте признавал, что «поклонение искусству» подтолкнуло его к нарушению законов: «Не раз я шел напрямик вместо того, чтобы тратить драгоценное время и приближаться к достижению целей разрешенной извилистой дорогой. Мне устроили западню – и теперь мои плавники злорадно обглодают».
«Если бы мне довелось прожить свою жизнь заново, – рассуждал Флоресте, – конечно же, я вел бы себя гораздо осмотрительнее! Разумеется, некоторым удается заслуживать аплодисменты так называемого „общества“, в то же время пренебрегая неприкосновенными догмами того же общества и даже презрительно насмехаясь над ними. В этом отношении „общество“ напоминает огромное раболепное животное: чем грубее ты с ним обращаешься, тем больше оно тебя обожает. Теперь, однако, слишком поздно сожалеть о том, что я обращался с „обществом“ слишком хорошо».
Флоресте перешел к обсуждению своих преступлений: «Нет весов, которые позволили бы точно определить тяжесть моих так называемых „правонарушений“ или убедиться в том, насколько нанесенный ими ущерб уравновешивается их благотворными последствиями. Принесение в жертву нескольких жалких отпрысков рода человеческого, в противном случае осужденных на бессмысленное и тягостное существование, вполне может оправдываться осуществлением моей великой мечты».
Бодвин Вук прервался, переворачивая страницу.
«Надо полагать,