Жженый сахар. Авни Доши
тропической птицы, заправлена в джинсы с высокой талией. Из-за толстых подплечников плечи приподняты чуть ли не до мочек ушей. Рот открыт, но я не пойму, то ли мама улыбается, то ли кричит.
Я не знала ее такой, но это та девушка, которой была моя мама, когда влюбилась в моего отца.
Это был золотой век, удивительный период, когда учтены и исправлены все ошибки прошлого, а будущее преисполнено самых радужных ожиданий. Так бабушка описывает то время, когда познакомились мои родители.
Свадебный сговор состоялся в тот день, когда папа и его мать были приглашены в гости к бабушке на послеполуденный чай, и им пришлось дожидаться маму, которая опоздала и примчалась вся взмыленная, запыхавшаяся, в мокрой от пота рубашке, сквозь которую просвечивали темные соски.
Папа был долговязым, костлявым парнем, все еще неуклюжим в своем новом, выросшем теле. Кожа над его верхней губой казалась присыпанной мелким черным порошком, брови клонились друг к другу и срастались на переносице. Даже его суставы тянулись навстречу друг другу, словно под действием магнитного притяжения – локоть к локтю, колено к колену, – тело как бы стремилось закрыться, замкнуться в себе. Его мать периодически шлепала его по спине, чтобы он не сутулился. Он все время молчал, глядя в пол, а она, моя мама, говорила много и громко и не прятала глаз.
Поначалу казалось, что мама вполне образумилась, что ее подростковое бунтарство сошло на нет и она привела свое мировоззрение в соответствие с тем, что ее собственные родители называли достойным будущим.
Она постриглась, накупила ярких цветастых нарядов и начала ходить в клуб. Заявила, что хочет продолжить учебу, и даже задумалась о поступлении в колледж на факультет гостиничного хозяйства или банкетного сервиса. Папа учился в университете и готовился получить диплом инженера.
Через год после свадьбы родилась я.
Через пять лет после моего рождения папа подал на развод. Мама при этом не присутствовала.
Вскоре после развода папа уехал в Америку с новой женой.
– И что ты намерена с ними делать? – интересуется бабушка, наблюдая, как я запихиваю фотографии в большой конверт.
– Покажу маме. Надо подстегивать ее память.
– Почему бы нам не проводить с ним больше времени? – спрашивает Дилип.
Он говорит о моем отце. Я смотрю в свой бокал.
Мы сидим в ресторане клуба, ждем наших друзей. Дилип пьет пиво, я – темный ром с диетической колой. Мы заказали досаи и сырные тосты с чили.
Дилип не понимал важности членства в клубе, пока не приехал работать в Индию. Раньше он приезжал ненадолго, что называется, с кратким визитом, в гости к друзьям или родственникам, и его повсюду возили в машинах с кондиционером. Но для многих из нас, выросших здесь, вся жизнь вращается вокруг клуба. Где еще ты найдешь столько зелени в центре города? Клубное здание – городской ориентир, известный каждому таксисту. Мой дедушка говорил, что железные дороги – не единственная достойная вещь, оставшаяся