Ярослав Умный. Конунг Руси. Михаил Ланцов
блюдами, но не часто. Плюс – каждый прием пищи травяной отвар с добавлением в него сушеных ягод, а по утрам еще и самой малости меда.
Многие окрестные племена откликнулись на желание подзаработать. Точнее, на рефлексы Ярослава – что ему не хватит продовольствия. Поэтому везли и рыбу, которую ловили больше обычного, и зверя били, и ягоды собирали, и орехи, и мед, и грибы. Наш герой прекрасно понимал, что подобные поставки слишком ненадежны. В любой момент все может либо кончиться, либо прекратиться по целой прорве причин. Поэтому солил и сушил все, что можно, запасая впрок.
Плата была обычной и весьма желанной. Кованый топорик или хороший нож. Их отрывали с руками. Да даже просто за прутик хорошего железа – уже готовы были много чего привезти и в приличном объеме. И стоило это «железо» по местным меркам очень прилично. Так что объемов производства в его «персидских печах» вполне хватало. И не только на закупку продовольствия, но и для иных целей. Ту же крапиву на волокна скупал или лен. Древесину. Смолу. И прочее.
Кроме хорошего регулярного питания и серьезной систематической нагрузки среди рекрутов насаждалась достаточно жесткая дисциплина и субординация. Ни о каком гуманизме в эти времена и думать не стоило, поэтому наказания были довольно суровыми по меркам XXI века. Так, за большинство проступков виновник получал либо индивидуальную порку, либо коллективную, то есть сразу выдаваемую всему его десятку. И пороли розгами провинившихся их же коллеги – рекруты. Чтобы было не обидно. И не при стечении народа, а внутри своего коллектива.
А вот военных упражнений Ярослав не проводил. Нечем было. Ни оружия, ни доспехов в таком количестве у него не имелось. Ситуация усугублялась еще и тем, что со снаряжением для ополчения тоже нужно было что-то делать. Те эрзац-шлемы оказались слишком тонкими и очень плохо держали удар, и их требовалось срочно заменять. А щиты, которые имелись в арсенале, по опыту эксплуатации оказались слишком тяжелые. Да, для хорошо натренированных бойцов они были бы интересным выбором. Но в целом для «средней температуры по больнице» их требовалось как-то облегчить. Особенно для этих пареньков четырнадцати-шестнадцати лет, которые их сейчас даже удержать не могли в руках более десяти минут.
Поломав голову еще самой весной, Ярослав вспомнил о том, что в Японии была очень интересная технология, позволяющая получать так называемую деревянную бумагу. То есть очень тонкие полосы древесины – считай, шпона, толщиной в две-три десятые миллиметра. И делалась эта «бумага» до крайности просто – снимаясь хорошо налаженным рубанком с бруска. Никакого распаривания. Никакой лишней возни. Просто правильный кусок дерева и хороший, толково настроенный рубанок.
Само это воспоминание не стоило бы дорого, если бы наш герой с горем пополам не сумел воспроизвести бакелит. Плохонький, но бакелит, который открыл доступ ему к совершенно уникальной для эпохи технологии. Хотя вспомнить обрывки старых рассказов и повторить их на практике удалось очень не сразу.
По своей сути, бакелит –