Оптинки. Записки экскурсовода. Ольга Рожнёва
пока с трещиной боролась – вся в поту и мыле.
В келье все вещи я перестирала, но запах всё равно чувствуется. Не могу понять, откуда он идёт. Наконец нахожу запихнутые за стул одеяла в пододеяльниках. Пододеяльники мокрые, и уже давно. Свёрнутые в комок, они и не думали сохнуть. Стираю. Вешаю сушить. Чему, интересно, меня должна научить данная ситуация? Ну, если по Патерику, то, конечно, неосуждению. Ведь я не знаю, почему предыдущая послушница не смогла это постирать? Не смогла уговорить матушку помыться? В голову лезут помыслы: «Оля, ты дура, что ли? Что тут непонятного!» Так, старательно прогоняем эти помыслы. Будем жить по Патерику!
После трапезы у меня одна сестра спрашивает: «Что-то, Оль, у тебя вид какой-то уставший. Устаёшь? А я тебя поблагодарить хотела. Обычно из вашей кельи столько криков доносилось, а сейчас – тишина. Как хорошо! И запаха почти нет. Спаси Господи!»
Да, тишина. Это я терпению учусь. По крайней мере, меня никто не отправляет к крокодилам!
Терпения всё меньше. По Патерику я долго не выдержу. Ещё немного, и я пойду искать крокодилов. В их компании, возможно, мне будет спокойней. Серый стал ещё толще. Нахал смотрит на меня очень ехидно: «Будешь меня кормить и спать укладывать!»
Вот тебе и тишина! С утра – скандал! Я вечером потихоньку стащила пуховые штаны матушки. Похоже, их не стирали вообще никогда. Постирала и зашила. Но вот беда – к утру они даже на батарее не успели высохнуть. Матушка кричит на меня и стучит палкой. Мне кажется, что сейчас сюда сбежится вся Оптина. Причём крики примерно такие: «Отдавай мои штаны, нахалка!» Наверное, со стороны можно подумать, что теперь я ношу их сама.
Достаю из сумки матушки другие штаны, потом колготки. Но она наотрез отказывается их надевать. Ей нужны старые и любимые. Она надевает подрясник, пальто, ботинки и собирается идти в храм с голыми ногами.
Я сначала ругаюсь: за окном минус пять. Но меня не слушают. И я неожиданно для себя начинаю плакать. Крики и стук палкой прекращаются. Матушка внимательно смотрит на меня. И я обращаю внимание, что это глаза абсолютно умного и здравомыслящего человека. Она ласково спрашивает у меня:
– Чего же ты плачешь-то? Ну не всё равно тебе, надену я эти штаны или нет?
– Нет, не всё равно! – всхлипываю я. – Ты простудишься, заболеешь, а я буду переживать и мучиться!
Она печально вздыхает:
– Мучиться! Если б ты на этом свете помучилась – хорошо бы было! Здешние-то мучения от тамошних мук спасают. Ладно, давай сюда свои штаны! Как вы мне надоели!
Прикрывает глаза и опять превращается в прежнюю – сварливую и ворчливую.
Но я уже смотрю с недоверием. А матушка-то совсем не так проста! Неужели она юродствует?
Всё! Я ухожу к крокодилам! Думаю, с ними мне будет комфортнее! Кошмарный день!
С утра меня отругала гостиничная за котов, потом сестра, моющая пол, за серого нахала, который приспособился ходить по углам в туалет.