Я твое ненастье. Юлия Климова
голову. Как провинившийся ученик я стояла, глядя в пол.
– О чем ты думаешь, Дженни?
– Ни о чем, – мотнула я головой, сжимая блокнот крепче.
Через несколько секунд я все же устремила взгляд выше. И показалось, будто Егор с легкостью читает мои мысли, и он безошибочно знает, кого я несколько минут назад представляла в бассейне. Фотография Павла на экране мобильника погасла, но стоило лишь активировать его и…
Рука Егора чуть поднялась, будто он хотел коснуться меня, а затем опустилась.
– Дай мне полотенце, – попросил он, указывая кивком на шкаф за моей спиной.
Развернувшись, я сделала несколько шагов, распахнула дверцы и замерла, выбирая между белым и темно-серым. Один цвет был моим, а второй – Павла. Конечно, этими полотенцами пользовались все члены семьи, потом Эмма относила их в стирку, а затем они вновь появлялись на полках. Но мой мир давно сузился, я жила прошлым…
– Какого цвета? – спросила я, не в состоянии выбрать.
– Белое, – ответил Егор, не задумываясь даже на секунду.
Протянув полотенце, я молниеносно направилась к выходу, и непонятно, откуда взялись силы. Наверное, включился инстинкт самосохранения.
К дому по каменной дорожке я шла торопливо, чувствуя на себе опытный, проницательный взгляд. Он был знаком. Много раз я ощущала его тяжесть и въедливость. Нет, это не Егор смотрел вслед, это другой человек внимательно следил за моими передвижениями. Я была уверена, что шторы на окнах бабушки сейчас подрагивают…
Красные розы лежали на заднем сиденье, и я сожалела об этом. Мне не хватало их. Вернее, не хватало шипов, которые бы кололи пальцы. Я нервничала и никак не могла найти точку опоры.
– Пристегнись, – сказал Егор и положил руки на руль.
– Бабушка не поедет с нами?
Ответ был заранее известен, но мне хотелось узнать причину. Теперь я впитывала детали нашей семейной жизни, точно губка, и пыталась уловить все имеющиеся подводные течения. Вчерашнее появление бабушки в библиотеке и обед с Еленой Валерьевной показали, что этих течений предостаточно.
– Нет, на кладбище она была вчера утром.
Мы ехали молча. Я смотрела в окно и пыталась настроиться на ту боль, которая непременно затопит душу, когда машина остановится и придется выходить. А потом будет еще хуже. И пусть. Я хотела дотронуться до земли и многое сказать папе и Павлу. Нет, не многое… Самое главное. Что я ничего не забыла, и в моем сердце по-прежнему очень много любви и благодарности.
Я настраивалась и обещала себе держаться, но победить дрожь не получилось. Мы шли по дорожке мимо оград, крестов, памятников, а нестерпимый озноб испытывал тело на прочность, и слабость уже затягивала свою волчью песню.
Стараясь идти ровно, я надеялась, что Егор не замечает моего состояния. Он был сосредоточен, хмур и шагал широко, держа розы посередине стеблей, бутонами вниз. Цветы не имели для Егора значения, и он отдал их мне, когда до могил папы и Павла осталось совсем немного. Наконец-то шипы укололи пальцы.
Я не смогла бы вспомнить,