И в беде мы полюбим друг друга. Тьерри Коэн
собственных, но взаимоисключающих критериев: с кем переспать и с кем выпить. Атлету с ангельской мордашкой отказать было невозможно. В общем, в свой день рождения я оказалась в толпе незнакомцев, танцующих у меня в гостиной, пачкающих обивку моего дивана и пребывающих в блаженном неведении относительно присутствия рядом с ними дамы, которая потратила немалую часть своей зарплаты на то, чтобы они беспрепятственно могли накачиваться спиртным и лопать бутерброды, которые вполне можно было заменить любой дрянью, до того быстро они кончились. Что до моих коллег, то они со мной заговаривали только когда хотели уточнить детали биографии моего драгоценного родственника. Он потом переспал с Далией, а возможно, и с Кандис, и, вновь отправившись по дорогам славы и успеха, сразу же позабыл о них. После вечеринки я пробыла у них в подружках недели три или месяц, словом, ровно то время, пока они еще не потеряли надежду снова увидеть кузена Джерри. Вместе с надеждой они потеряли всякий интерес и ко мне, после чего мы опять стали коллегами по работе. Так закончился этот кошмарный эпизод моей жизни, красноречиво, впрочем, свидетельствующий о моей извечной готовности побыть козлом отпущения.
Итак, значит, кофемашина… (Я знаю, я веду беседы сама с собой, такова неизбежная участь одиночек. И пока они ведут свои беседы мысленно, в этом нет ничего страшного. Но если заговорят вслух громким голосом, то рискуют познакомиться с людьми в белых халатах, которые наденут на них длинные рубашки и рукава завяжут за спиной.)
Этим утром она одна (кофемашина. Поясняю для тех, кто запутался в лабиринте моих пространных рассуждений) давала мне возможность выпить чашку чего-то горячего. Я быстренько сварила себе жиденького кофе, положила побольше сахара, намазала погуще нутеллу, чтобы компенсировать эту неприятность, и устроилась перед телевизором.
И сразу невольно скривилась. Во-первых, из-за кофе: он горький. Во-вторых, из-за передачи. На нее пригласили семейные пары и задавали им якобы смешные вопросы, выясняя, насколько они любят друг друга, насколько близки или хотя бы насколько притерлись друг к другу. Казалось бы, не передача, а настоящий клад для отчаявшейся холостячки, не так ли? Я смотрела на пары, которые несли пошлятину о своих чувствах, откровенничали о сексе, безуспешно старались выглядеть симпатичными, сюсюкали, смеялись над своими же шутками, делали чмоки-чмоки и смотрели друг на друга такими глазами, что мое одиночество могло показаться подарком судьбы. Меня на кушетке просто скрючило: и это любовь? Да не может такого быть! Она не может иметь ничего общего с этой пошлятиной, банальностью, приспособленчеством, непроходимой глупостью и набором стереотипов.
Я тут же устыдилась собственной злобности и постаралась смягчить свои слишком резкие суждения, подобрав им оправдания:
Я же этих людей не знаю, мне неизвестны их мотивы, напрасно я их осуждаю. (Я как бы выразила сочувствие, чтобы простить себе свою злость.)
Они