Доктрина спасения. Антон Кучевский
меньше. А выходит, что старший над нами еще и имеет какие-то дополнительные вольности?
– Ушастая, – негромко бросил он. Я вздрогнула. – Сюда иди.
Отбросив очередную обожженную палку, подошла к нему. Горбовой задумчиво осмотрел меня, велел развернуться. Я почувствовала себя животным на рынке, только вместо цены он, скорее всего, прикидывал: «Сдохнет? Или нет?».
– Спина мохнатая, – недовольно сообщил Горбовой. – Обрить, что ли?
– Вырастет, – угрюмо сообщила я.
Пробовала. Да и не вся спина у меня в шерсти… так, небольшой клиновидный участок от шеи до лопаток, острием вниз. И шерсть короткая. Но густая…
– Заткнись, я тебя не спрашивал.
Я злобно огрызнулась:
– Тебя бы кто спросил.
– Смеешь тявкать без разрешения? – с ленивым интересом проговорил он. – Ну-ну… на первый день королевского подвига дерешься ты.
– Мастер, я не думаю, что Штольц… – начала было Раэ, но Горбовой прервал ее:
– Мне Штольц не указ. Сдохнет – значит слабая. А слабых мы не держим.
Почти без замаха он атаковал снизу, однако я видела движение плеча. У таких парней работает все тело, поэтому внезапными ударами им кого-то удивить сложно. Особенно, если наносящий удар без доспеха – видно каждую мышцу.
Уклонилась, резко шагнула в сторону. Наклонилась за палкой. Он расхохотался, надменно бросил:
– Видишь, Сталь? Эта мышь готова драться хоть сейчас. Загнали в угол, так и рожу кому-нибудь отгрызет. Устрою ей испытание боем.
И пошел к двери в противоположной стене, прихрамывая. Я повернулась к Игле… и снова оказалась на камнях, распластанная, словно лягушка, прижатая твердой подошвой сапога. Услышала над ухом:
– Но со мной, змея, лучше не спорь.
Так мышь или змея?
После того, как он ушел, немелодично насвистывая незнакомую мне мелодию, я хмуро сообщила:
– Я вырву ему горло. Когда-нибудь.
– А вместо него приведут еще кого, похуже, – отозвалась Чака из-под стены. На ее скуле расплывался багровый синяк. Раэ долгое время сохраняла молчание, затем велела поменяться партнерами. Я очутилась перед ней и первый раз за все время почувствовала настоящую опасность.
Знаете, бывает так. Когда в один прекрасный день вместо того, чтоб отшлепать за проказы, отец берется за ремень. Ты еще не понимаешь, в чем дело, но чувство уже здесь, за пазухой, лезет в душу, выныривает со спины и впивается зубами в загривок. Когда человек, проводящий с тобой шутливый спарринг, внезапно решает тебя убить. Когда у кота, играющего с мышью, вдруг негромко урчит в животе.
– Здесь приветствуют только один исход, серая. Смерть, – сумрачно сказала она. – Если ты до сих пор этого не поняла, позволь тебя просветить.
И неторопливая «медведистость» в мгновение ока сменилась грацией речного угря.
При ее-то размерах.
Тут уже в поддавки не поиграешь. Во-первых, у нее в руках бревно