То, что видят твои глаза. Екатерина Крыласова
никак не могла угадать, как и от чего начнёт извергаться этот «вулкан». – Там некоторые девочки с магазина тоже без мужей будут! От мужей иногда отдыхать надо! – продолжала кипятиться Ирина. И вдруг понизив голос, глядя исподлобья на Антонину, сказала:
– Если честно, твой Дима мне вообще не нравится! Как ты с ним живёшь?! Только и слышу от тебя: Дима то не любит, Дима сё не хочет! Рыбья кровь, а не мужик! – зло выпалила она.
– Ну хочешь, я сама с ним поговорю, попрошу, чтобы отпустил тебя? – спросила она ошарашенную Антонину через минуту.
– Нет, спасибо! – ответила та. – Я и сама не хочу туда идти. Тем более, я там никого не знаю.
Она отвернулась от Ирины, чтобы та не видела её внезапно покрасневшего от негодования лица. Протирая крупные листья стоявшего на окне гибискуса, она думала: «Да-а, у нас то страсти не кипят, как у некоторых, мы не посылаем друг друга с верхней полки. И что? Это плохо?!»
Антонина с грустью вспомнила недавний разговор, когда она в слезах пришла домой и жаловалась, что Ирина стала часто на неё срываться. Она скрывала от мужа, что и зарплату ей частенько забывают отдать вовремя. И ей не раз и не два приходится об этом напоминать, пока в очередной раз Ирина с раздражением не бросит на тумбочку несколько злополучных бумажек.
– Да уходи ты от неё! – говорил Дима. – На тебе в последнее время прямо лица нет. Сколько можно терпеть оскорбления от этой нервной… неблагодарной женщины?!
Но Антонина, поплакав, всегда находила ей оправдание. То на работе у неё нелады, то с мужем частые ссоры, то Ростик грубит не слушается…
– Вот она и срывается на меня, – объясняла она мужу. Тем более, что Ирина, чувствуя, что набедокурила и перегнула палку, старалась при следующей встрече с ней быть особенно мягкой и внимательной. Да и Ростика Антонине было жаль.
– Понимаешь, ребёнок совсем без присмотра и еды тогда останется. Ирина же постоянно в разъездах… Ну, не могу я сейчас уйти! – делала она ещё одну попытку объяснить, почему держится за это уже изрядно опостылевшее место.
– А-а, «добрый ты, боярин»! – говорил тогда её Дима, цитируя Ивана Васильевича из Варькиного любимого фильма, и махал рукой.
Варька, слыша это, заливисто смеялась.
– Папа, ну повтори ещё раз! – просила она, только это и улавливая из непонятных ей родительских разговоров.
Но сегодня, натирая листья у огромного цветка, Антонина решила, что, видимо, пора им расстаться.
«Я уже так устала от её взрывного характера! Всё, не могу больше! Завтра же скажу, что эта неделя последняя… Пусть ищет себе кого хочет!» – решила Антонина и, вытерев слезу, успокоилась.
Однако всё вышло совершенно иначе. Через день после отшумевшего весёлого праздника, Ирина, утешавшая своих, хорошо повеселившихся коллег женского пола, которых приревновали мужья, вернулась домой раньше обычного в самом тяжёлом расположении духа. Она гневно посмотрела на Антонину,