Китай управляемый: старый добрый менеджмент. Владимир Малявин
– часть физического тела, которое играет исключительно важную роль классификатора, ритуальной эмблемы в символическом «сердечном общении». Собственно, задача человеческого совершенствования, как об этом писал древний конфуцианский ученый Мэн-цзы, и состоит в том, чтобы от «малого тела» (то есть физической индивидуальности) дорасти до «большого тела» подлинной человеческой социальности, которая есть момент всеобщей типизации всех моментов существования и в этом качестве – покой в бесконечном движении мира. Задача познания при этом, как уже отмечалось выше, заключалась не в утверждении индивидуальной самостоятельности и оригинальности, а во вживании, вникании или, как говорили в Китае, «телесной встрече», усвоении всем своим существом определенного типа опыта, что и было подлинным венцом личного совершенствования.
Этот взгляд на личность предопределил особенности китайских представлений о формах общественной жизни, где безраздельно царит понятие «семьи», в ходе истории обогащавшееся все новыми смысловыми оттенками и в конце концов явившее образец столь характерного для китайского миросозерцания неразличения буквального и метафорического смыслов. «Семья – это и школа, и корпорация, и секта, и даже веселое заведение с певичками».
Преемственность в изменениях – вот главный девиз китайской концепции стратегии и основополагающий принцип китайской цивилизации. Великий Путь – это, по слову Лао-цзы, «вечно вьющаяся нить», которая незримо пронизывает все эпохи мировой истории.
Бизнес по-китайски: экономика жизни
Выражение «экономика жизни» на первый взгляд звучит парадоксально, даже нелепо. Какое отношение к самому факту жизни, к реальному переживанию действительности имеет экономика – самая формальная и отвлеченная из всех наук о человеке, приверженная абстрактному критерию эффективности и сухому языку цифр? Как может стать предметом экономики сама жизнь – всегда уникальная и неповторимая, обладающая абсолютной, несчислимой и неразменной ценностью? И тем не менее в китайской цивилизации, как отчасти и в изначальной греческой версии экономики в ее значении «домостроительства», экономика и жизнь были до странности близки друг другу и более того – составляли некое хоть и неопределенное, но реальное и устойчивое целое. Китайцы, впрочем, ушли значительно дальше греков на пути сближения жизни не просто с хозяйственной деятельностью, но именно с коммерцией. Интересно, что только в Китае жизнь с древности трактовали в отношениях взаимодавца и заемщика: считалось, что при рождении человек как бы получал из «небесной сокровищницы» некий кредит в виде определенного запаса жизненной энергии, и человек умирал, когда этот кредит был потрачен целиком. Бумажные деньги тоже впервые появились у китайцев: их сжигали в дар умершим предкам, которые тоже нуждались в деньгах для поддержания своего призрачного существования в загробном мире. Деньгах, конечно, ложных, ненастоящих и потому бумажных, которые первоначально