Эффект присутствия. Михаил Макаров
техобслуживания купили, на Малеевке – магазин продуктовый. Ну и старый промысел – рэкет – не забывали. Только собирали теперь со всех и понемногу, чтобы не плодить обиженных. Брали с точки на рынке по стольнику в месяц. Кто за несчастную стошку потащится в ментовскую кипеж поднимать? Не обходилось без стрелок и разборок, – не одни, чай, в городе, – но забиваться они стали гораздо реже, чем раньше, и разрешались без стрельбы. Жизнь потекла размеренная, против чего Клыч не возражал.
Через полгода после освобождения он женился. Препятствий к тому не имелось, он же не законник[29], он просто авторитет. Да и законные воры нынче женятся только в путь. В жены Клыч взял офигенно красивую деваху на двадцать лет его младше, на полголовы выше, парикмахершу из салона «Локон». Девчонки, как галки – ведутся на все яркое, броское, на тачки иностранные, на дорогие кабаки, на модные шмотки да на букеты нарядные. В советские времена такая красотуля как Ленка на Клыча и не глянула бы. Кто бы ему позволил рассекать по городу на серебристой «Тойоте Лэнд Крузер-100»? Гонял бы Володя и дальше по «Текстильщику» вокруг «Кремля» на мопеде, на него права не нужны и шлем к нему не полагается.
Ленка на пятом месяце ходила, когда снова на него власти окрысились. В этот раз «шестой» отдел сам справиться не мог, «фээсбэшники» им подсобляли. Этим-то он где дорогу перешел? Шпионов бы лучше ловили. По ходу дела, жаба всех душила, что зажил Клыч хорошо и спокойно. Задумали менты и «фээсбэшники» слепить из него наркобарона. В передачке, которую он загнал братве на «шестерку», при досмотре обнаружили героин. Закрыли Клыча, стали шить ему «двести двадцать восьмую» статью уже по новому уголовному кодексу. Клыч ничего не признавал. Римма Устиновна, вновь его защищавшая, такие пламенные речуги задвигала, что братва в зале хлопать несколько раз принималась. Доказухи на него, кроме путаных показаний контролера, который под ментовскую дудку плясал, не было. К тому же, как адвокат раскопала, следачка кучу нарушений при расследовании допустила, хотя прав на это не имела. Прокурором был говорливый бородач Веткин, подполковник целый, или как там у них, у прокуроров – советчик или советник какой-то… Судила судья Белецкая, по виду стервозина; такая откусит голову и не икнет даже. Но потом Клыч разглядел, что она своей тропой идет, на поводке прокурорском не бежит, хвостом не виляет. Многие ходатайства адвоката судья удовлетворяла влёт, что бородатому Веткину не в нюх было. Ленка на суде ревела постоянно, хотя Клыч и семафорил ей из клетки: тебе же, дура, нервничать нельзя. Прокурор снова девять лет запросил. Как будто других цифр они не знают. Римма Устиновна просила полностью оправдать своего подзащитного, а фальсификаторов «правоохренителей» самих на скамью подсудимых посадить. Это, конечно, она лишканула, кто ж их посадит, но звучало красиво, братва щерилась. Неделю томился Клыч в надежде, неужто никогда в России не будет справедливости? Приговор удивил многих: по наркотной статье, при опасном рецидиве дали ему ниже низшего, всего три года. Римма Устиновна бушевала,
Законник – вор в законе, верхняя ступень в криминальной иерархии (жарг.).