Кавказ. Выпуск XXVII. Сказки кабардинского народа. Сборник
дети. Понесли на плечах Шакумция по очереди, пока не добрались до леса.
В лесу прохладно. Птицы поют и свежей травой пахнет.
Стали все собирать ароматный морковник, а Шакумций сидит на дубовом пеньке, ничего ни делает.
Почему сидишь, Шакумций? Отчего не собираешь купырь[3]? – спросили дети.
Улыбнулся малыш и отвечает:
Разве не приказала вам моя мать исполнять все, что я пожелаю? Нарвите сначала мне купыря, а потом уж себе.
Послушались дети, нарвали сочного морковника для Шакумция, сложили возле пенька, на котором он сидел. Потом себе большие связки бечевками навязали и домой пошли. А плешивый малыш с ноготок сидит и не шелохнется.
Остановились соседские мальчишки и спрашивают:
Почему домой не идешь, чего ожидаешь?
Прищурился Шакумций, улыбается:
Несите меня, – говорит.
Понесли Шакумция мальчишки. И его купырь забрали.
Темная ночь на лес опустилась, ни звезд, ни луны не видно. Заблудились они в лесу – не знают, куда идти. Сколько ни искали, – не могут найти дорогу. В полночь уже, еле ноги от усталости передвигая, кое-как выбрались дети со своей ношей из леса. Темно вокруг – будто сверху черную бурку накинули. Куда дальше идти? Вдруг услышали они лай собаки. И огонек вдали засветился.
Побрели они на огонек – об кочки да пни спотыкаются, из сил совсем выбились. Подошли к огню и увидели старую саклю. Покосилась она от времени, ни окон, ни дверей не осталось. Жила в этой старой сакле колдунья. Увидала она детей: «Добро пожаловать, гости дорогие!» Зазвала их в саклю, а сама думает: «Вот счастье мне привалило, наточу-ка я зубы поострее, подожду, пока уснут дети глупые, и съем по одному за ужином».
Накормила ведьма Шакумция и его товарищей, постелила на пол кошму и спать гостей уложила. Только Шакумций запротивился:
Меня мать дома не так укладывала. Сажала она меня в бурдюк и к балке под потолком в бурдюке подвешивала.
Быть по-твоему, – сказала ведьма. Посадила малыша в бурдюк и на веревке к балке подвесила.
Как только полночь пробило и петухи в первый раз закричали, подкралась ведьма к кошме, чтобы съесть того, кто с краю лежит. Шакумций зацарапался в бурдюке, заскреб ноготками об сыромятину.
Чего не спишь, Шакумций? – шепотом спросила старуха.
Мать я свою вспомнил. Она мне перед сном хатламу[4] готовила и кормила меня.
Быть по-твоему, – сказала старуха. – Хатламу сварить – немудрое дело.
Замесила она крутое тесто, воду в котле вскипятила и сварила Шакумцию хатламу. Поел он и снова в бурдюке спрятался. Пропели петухи во второй раз, когда ведьма снова к кошме подкралась. Зацарапался Шакумций в бурдюке, заскреб сыромятину ноготками.
Отчего не спишь, Шакумций? – шепотом спросила старуха. – Чего тебе еще нужно?!
Опять матушку вспомнил. Она мне ночью гедлибже готовила и кормила меня.
Изволь, и я приготовлю, – согласилась старуха. Зарезала она курицу, в сметане зажарила и подала Шакумцию. Поел он и снова залез в бурдюк. В третий раз, перед рассветом, петухи
Купырь – морковник.
Хатлама – вареные в воде чуреки.