Три повести. Сергей Ледовских
бумажку из кармана шорт, слегка похрустел ею, – Если покажут, мм, фиолетовый, или совсем никакого не будет, он – ваш. Если таки сверкнёт зелёный луч – я вас провожаю до дому, – мой собеседник покруче надвинул шляпу на лоб и скользнул лёгким, весёлым взглядом по моим ужасающе рыжим в лучах горящего заката волосам.
– Эх, на трёшку нужно было поспорить, – вслух пожалела я, усаживаясь поудобнее и приготовляясь к действу.
Волнистые прозрачные струи побежали по нижнему краю меркнущего диска. Небо у горизонта подёрнулось свинцовой дымкой. Ночь дохнула в самый затылок и нетерпеливо замерла в ожидании своего часа. Вот уже последний сверкающий кусочек начал быстро уменьшаться и угасать, превращаясь в едва заметный, светящийся уголёк. Но вдруг, напоследок, перед тем как исчезнуть совсем, уголёк игриво и радостно вспыхнул лучистым изумрудным светом, торжественно и хитро подмигнул мне и растаял в холодной дали горизонта…
Телефон звонит. Кто там ещё?.. Да иду я! Растрезвонились!
– Алло, Петухова.
– Слушаю тебя, Савицкая.
– Ты обиделась?
– Нет, что ты! Не очень.
– И я тоже не очень. Забыли тогда?
– Забыли.
– Я вот о чём. Вспомнила ещё одну его выходку.
– Ох, надо же! Ну-ну…
– Он заявил мне однажды, что рад, просто счастлив, что мы с ним не родственники! Ну, не хам ли он после этого?!
– Сморозил, с кем не бывает… Только, знаешь, что это могло значить на самом деле?
– Сгораю от нетерпения и негодования.
– Если ты ему не родственница, значит, нет никакого табу и в тебя можно влюбляться!
– Ха-ха-ха…
– Что «ха-ха-ха»?
– …Мне нужно подумать.
– Прекрасно. Думай сколько влезет, ретушируй мысленный портрет. Я пошла учить геометрию. Завтра контрольная.
– Значит, дружба опять?
– Дружба, мир, счастье.
Завтра контрольная по геометрии. Если квадрат гипотенузы не равен сумме квадратов катетов, то нужно в первую очередь разбираться с гипотенузой. Она женщина, и от неё можно ожидать любых капризов.
Выше крыши
Вот почему я вспомнил! Сегодня на уроке литературы Она призналась в любви Метелину. Приспичило ей примерно на двадцатой минуте урока. Одурела, что ли, от сновидений Обломова или по другой какой причине призналась – неизвестно, только Метелин, кажется, тихо ужаснулся такому признанию, будто не записку получил, а повестку из военкомата. Немедленно начал меня тормошить и советоваться. Нашёл советчика. Что тут было делать? Я сам слегка тронулся, прочтя такое; поразмыслил и выдал на этот счёт, конечно же, идиотский комментарий: «Это уже выше крыши». Почему «выше крыши»?! Что за лексикон? Почему я всегда говорю глупости, когда Она рядом? Даже сейчас, описывая это событие, я за глаза откровенно грублю Ей и обижаю Её. Нужно прекратить… Метелин, разумеется, тут же мой комментарий записал и, облегчённо вздохнув, ей отослал. Списывальщик.
Нашей жизни не хватает истинных потрясений.