Путешествия за грань. Лада Александровна Белановская
в том инструментальном ансамбле, лидером и вдохновителем которого был мой дед. Кто-то из друзей приходил реже, но на концерты, где программа исполнялась в «отыгранном» звучании, собиралось довольно много слушателей. Бывало тесно, сдвигалась мебель, но в конце концов место находилось для всех пришедших. Музыканты настраивали инструменты, поправляли пюпитры, и… наступала тишина ожидания.
Мне передавалась необычность общего настроения, и я замирала в своём любимом углу, за фортепьяно, у зелёного кресла. Здесь, за креслом, я пряталась в уютную впадину у печки и оттуда могла видеть всю комнату и всех слушателей. Особенно я ценила то, что здесь можно было потихоньку сползти, скользя по кафелю, на пол и укрыться от няни, которая только и ждала момента, чтобы уложить меня спать.
Сегодня мы не представляем себе, как можно прийти в гости без предварительного телефонного звонка. В те времена, когда ещё не было телефонов, но была привычка живого общения, нравы были куда проще: гости приходили без оповещения, и это никого не смущало.
Каждый вечер в одно и то же время ставили самовар. Для жителей Астрахани, с её зноем и сухостью, самовар был естественной и необходимой частью домашнего обихода, к тому же всегда кто-нибудь забредал к вечернему чаю. В доме всегда имелось нехитрое угощение – ягодные пироги, пареная айва, варенье. Если хозяева были чем-то заняты, гости могли откланяться либо остаться и помочь хозяевам в делах. Не испытывая никакой неловкости, гость мог провести в доме время за книгой или фортепьяно и потом закончить вечер вместе с хозяевами. В провинции тогда ещё не расцвёл буйным цветом «квартирный вопрос», но уже близко было время, когда это завоевание революции сметёт в небытие и домашние концерты, и все прочие «буржуйские штучки».
В столицах «уплотнение» квартир началось сразу же после победы революции и даже одновременно с ней. Коммуналки вошли в жизнь как неизбежное дополнение.
Среди вечерних наших гостей самым близким и постоянным был доктор Кораблёв. Кажется, его звали Иван Павлович, но для меня он всегда был «доктор», когда я говорила с ним, и «доктор Кораблёв» – когда в его отсутствие говорили о нём.
Доктор Кораблёв был известным, много лет практикующим в городе, детским врачом и близким другом семьи. В среде городских медиков он славился как уникальный «слухач». Его стетоскоп спасал детские жизни в те времена, когда ещё не так широко применялся рентген и не было антибиотиков. Дружбе с доктором Кораблёвым был не один десяток лет, и только ему в нашей семье доверяли здоровье детей, племянников и всех детей своих родных и друзей.
Он был из тех врачей, которые не только лечат своих маленьких пациентов, но и выхаживают тяжелобольных, иногда по нескольку дней живя в доме в ожидании, пока малышам не станет лучше.
Не следует забывать о таких особенностях города, как гнилые ветреные зимы и страшный летний зной, в котором мгновенно