Встречи с Маркизом. Борис Блох
недолго, и я решил поговорить с отцом, как будто испросить его совета, как быть, как жить и как мне поступать, уж очень всё во мне бурлило. Но разум был сильнее чувств и требовал какой-то ясности и понимания, принятия решений, которых не было… Обратиться к нему за советом как раз и стало той самой роковой ошибкой, с которой всё началось.
Мой отец решил всё просто. Решил всё упростить. Он встретился и поговорил с Монтрёй-папашей, с отцом тех девушек, которые вдвоём так будоражили моё воображение… И результат был прагматичен и циничен, как и сам господин Монтрёй: он сказал, что старшая из них уж засиделась в ожидании женихов и что, конечно же, он даст своё добро… И так они решили, без меня, как говорится, меня женили.
Не смотрите на меня с укором, молодой человек, я уже тогда знал, чего я хочу, а чего не хочу, на кого у меня встаёт, а на кого не встаёт, но дело было не в этом. Мне вдруг сообщили, что у моего отца долги, что господин Монтрёй не поскупится на приданое и что благодетель старшенькой куда более знаменательна, чем игривость и баловство её младшей сестры.
А я был молод, и наивен, и шаловлив не в меру, я так решил им подыграть по-своему, не мог же я сказать нет своему отцу в момент его финансовых проблем…
– То есть вы согласились?.. – Фома не мог поверить в то, что рассказывал Маркиз.
– Согласился? Нет, конечно нет. Я предпринял попытку поговорить с отцом, но этот разговор в рамках цензурной лексики не укладывается. Я умолял его отказаться от этой затеи, но у него, по-видимому, дела были совсем плохи… В последний момент, уже скорее от безысходности, я попытался исправить документы, вписав туда имя её сестры, Анна Проспэр, но они заметили и переправили на «Рене Пелагия», и потом уже мне было всё равно…
– Достойное начало семейной жизни, не правда ли? – Маркиз с сомнением поглядел на Фому, как бы ожидая поддержки, но Фома внимательно молчал в ожидании продолжения.
– Возможно, вы полагаете, что таким образом обе сестры оказались в моём распоряжении… Но это не так. Я был тогда слишком честен, порядочен и благопристоен. «Слишком» – это моё мнение, а за прочих я не поручусь.
Как будто в насмешку обе сестры решили переехать в наш замок, чтобы Анна не скучала, оставшись в одиночестве. Это никого не стесняло, и таким образом я мог общаться днём с обеими, а по ночам предаваться утехам плоти со старшенькой… Которая вдруг оказалась самой что ни на есть изумительной стервой. Я, в сущности, не могу её винить. Моя попытка подмены брачного договора не могла остаться незамеченной. Задетое самолюбие, как правило, неизлечимо.
Вот так оно всё и начиналось, мой юный друг… Так постепенно, незаметно, но неотвратимо прядётся нить судьбы…
– И довольно долгое время я старался быть достойным мужем. Достойным времени и нравов, – Маркиз тяжело вздохнул, – а смысл? Она-то оказалась такой стервой, каких я в жизни не встречал…
Фома