Третий Рим. Валерий Николаевич Ковалев
средней.
– Тру-ля-ля, – послышалось в глубине квартиры, потом щелкнул запор, и в ярко освещенном проеме возник Львов. На нем красовалась белоснежная сорочка с черным галстуком и, сияющая золотом, парадная форма капитана 2 ранга.
– Ну вот, сразу видно, наш человек! – довольно пробасил Майский, первым ступая в залитую мягким светом прихожую.
– Дамы, встречайте гостей! – весело обернулся назад хозяин, и из анфилады комнат появились три молодые женщины.
– Витя, Саша, здравствуйте, – лучась доброй улыбкой, мягким контральто сказала первая и поочередно поцеловала Туровера с Майским в щеки.
– А ты, Танюша совсем не изменилась, все такая же красавица, – чуть приобнял ее помощник и шутливо подставил вторую.
– Легче, легче, – деланно рассердился Львов, и в воздухе прозвучал смех.
Потом он представляет Нечаева с Купрумом жене и ее подругам, одну из которых звали Викой, а вторую Леной, офицеры водрузили фуражки с шинелями и белыми шарфами на вешалку, и все веселой компанией проследовали в гостиную.
Она была просторной, с высоким лепным потолком, двумя стрельчатыми, выходящими на Неву окнами и полукруглым эркером за ними. На стенах висели несколько полотен Айвазовского, интерьер дополнялся добротной, пятидесятых годов мебелью, большими напольными часами в углу и персидским ковром на паркете.
– Да, сколько времени прошло, а тут все по старому, – переглянулись Туровер с Майским.
– Мы ничего не стали менять, в память о Надежде Николаевне, – ответила Татьяна. – Прошу вас, мальчики, располагайтесь, – и, прихватив пакеты, женщины упорхнули на кухню.
– М-да, давно я не праздновал Новый год в Питере, – усевшись в кожаное кресло, довольно обозрел накрытый стол Нечаев.
На нем, на белоснежной накрахмаленной скатерти, тускло отсвечивали столовое серебро и фаянс приборов, весело искрился хрусталь рюмок и бокалов, а в центре, в окружении всевозможных закусок и бутылок, на блюде аппетитно дремал зажаренный до золотистой корочки, молочный поросенок.
– Да и мы тоже, – задумчиво прошелся по ковру, заложив руки за спину Туровер.
– А это кто? – нерешительно спросил пристроившийся на кожаном угловом диване Купрум, показывая глазами на висящий в простенке портрет пожилого вице- адмирала, с многочисленными орденами и звездой Героя Советского Союза на груди.
– А это, Миша, отец Альберта и наш учитель, – остановился перед портретом капитан 3 ранга. – Так Павел Алексеевич что, и Новый год встречает на даче? – обернулся он ко Львову.
– На ней самой, – вычмокнул тот штопором пробку из бутылки. – У отца там целая компания ветеранов.
– А вот и мы! – появилась из двери Татьяна в сопровождении подруг. – Прошу всех к столу, – и на него водрузились душисто парящее блюдо вареных пельменей, а за ним соусницы с маслом, уксусом и сметаной.
– Никак сибирские? – вожделенно принюхался Майский и отодвинул один из стульев
– Именно, – белозубо рассмеялась Татьяна. –