Свисс хаус, или В начале месяца августа. Игорь Петров
и мобильное: два совершенно разных по внутренней своей сути явления, дополняющие друг друга непостижимо-магическим способом. А еще Слай и Тиль, оба молодые, с глазами, наглыми и решительными от бьющей через край энергии. Кажется, это было именно здесь, сразу после того, как они переехали. Дом был еще не обжит и не ухожен, его фундамент непрочен, запахи в комнатах и на лестнице – чужими и холодными.
Однажды Андреас проснулся глубокой ночью, выглянул из комнаты. Огни не горели, царила тишина, родители исчезли. В тот момент он понял, что сюда больше никто не вернется и что он останется один с братом-близнецом, который выглядел точно так же, как и он сам, но толку от которого не было ровным счетом никакого. Наверное, в его жизни это была самая страшная ночь. Он плакал, и так, наверное, плачут только на похоронах, но тогда Андреас этого не знал. Свалившееся на него одиночество походило на могильную плиту, слезы сами начинали течь у него из глаз, а грудная клетка взрывалась изнутри. Временами слезы прекращались, осипшие голосовые связки получали минутную передышку, и тогда он начинал листать первую попавшуюся книгу. Пробегая глазами несколько строк, он изумлялся, насколько и сам процесс чтения, и содержание текста казались чужими и странными, не имевшими никакого отношения к простому и очевидному в своей жестокой однозначности выводу, а именно: все вокруг умерли, и теперь он навечно будет заперт в этой комнате со своим братом, который был способен только дышать, и никому на свете даже в голову не придет вспомнить о нем.
Позже он понял, что, умирая, люди не обязательно исчезают. Чаще всего они просто находятся за пределами поля зрения. Как в кино: то, что находится за кадром, не оказывает на главного героя никакого влияния. А еще оно понял, что куда страшнее проснуться ночью одному от какого-то удара или хлопка, свесить ноги с постели, включить лампу, посмотреть в знакомые лица Слая и Тиля и понять, что голоса родителей звучат на повышенных тонах, перебивая друг друга, потом что-то падает и разбивается, а деревянный дом вибрирует своими перекрытиями, а потом опять что-то падает, и кто-то начинает идти по лестнице в его сторону. И вот это-то уже становится настоящим ужасом, от которого замирает сердце и руки холодеют, но шаги минуют его, и сердце снова оживает и начинает колотиться, как бешеное.
На нижней кровати и в самом деле лежали свежие простыни и наволочки. Верхний ярус был всегда заправлен чистым бельем. Пододеяльник пах приятной свежестью, знакомое одеяло с верблюдами, оранжевое, из жесткой шерсти, лежало рядом, аккуратно сложенное вчетверо. Рядом с письменным столом, как и прежде, на специальной тумбе, располагался проигрыватель виниловых пластинок, старый добрый «Дуал» с колонками «Синус». С правой колонки отлетел логотип, пластмассовый черный квадратик, а на левой он остался на месте. Встав из-за стола, Андреас сел на пол перед тумбой, скрестил ноги и потянул дверцы на себя.