Возвращение с Западного фронта (сборник). Эрих Мария Ремарк
каждую булочную. И наконец я стою перед коричневой дверью с захватанной ручкой, и мне вдруг трудно поднять руку.
Я открываю дверь; меня охватывает чудесный прохладный сумрак лестницы, мои глаза с трудом различают предметы.
Ступеньки скрипят под ногами. Наверху щелкает дверной замок, кто-то заглядывает вниз через перила. Это открылась дверь кухни, там как раз жарят картофельные котлеты, их запах разносится по всему дому, к тому же сегодня ведь суббота, и человек, перегнувшийся через перила, по всей вероятности, моя сестра. Сначала я чего-то стесняюсь и стою потупив глаза, но в следующее мгновение снимаю каску и смотрю наверх. Да, это моя старшая сестра.
– Пауль, – кричит она, – Пауль!
Я киваю, мой ранец зацепился за перила, моя винтовка так тяжела.
Сестра распахивает дверь в комнаты и кричит:
– Мама, мама, Пауль приехал!
Я больше не могу идти.
Я прислоняюсь к стенке и сжимаю в руках каску и винтовку.
Я сжимаю их изо всей силы, но не могу ступить ни шагу, лестница расплывается перед глазами, я стукаю себя прикладом по ногам и яростно стискиваю зубы, но я бессилен перед той единственной фразой, которую произнесла моя сестра, – тут ничего не поделаешь, и я мучительно пытаюсь силой выдавить из себя смех, заставить себя сказать что-нибудь, но не могу произнести ни слова и так и остаюсь на лестнице, несчастный, беспомощный, парализованный этой ужасной судорогой, и слезы против моей воли так и бегут у меня по лицу.
Сестра возвращается и спрашивает:
– Да что с тобой?
Тогда я беру себя в руки и кое-как поднимаюсь в переднюю. Винтовку пристраиваю в угол, ранец ставлю у стены, а каску кладу поверх ранца. Теперь надо еще снять ремень и все, что к нему прицеплено. Затем я говорю злым голосом:
– Ну дай же мне наконец носовой платок!
Сестра достает мне из шкафа платок, и я вытираю слезы. Надо мной висит на стене застекленный ящик с пестрыми бабочками, которых я когда-то собирал.
Теперь я слышу голос матери. Она в спальне.
– Почему она в постели? – спрашиваю я.
– Она больна, – отвечает сестра.
Я иду в спальню, протягиваю матери руку и, стараясь быть как можно спокойнее, говорю ей:
– А вот и я, мама.
Она молчит. В комнате полумрак. Затем она робко спрашивает меня, и я чувствую на себе ее испытующий взгляд:
– Ты ранен?
– Нет, я приехал в отпуск.
Мать очень бледна. Я не решаюсь зажечь свет.
– Чего это я тут лежу и плачу, вместо того чтобы радоваться? – говорит она.
– Ты больна, мама? – спрашиваю я.
– Сегодня я ненадолго встану, – говорит она и обращается к сестре, которой приходится поминутно убегать на кухню, чтобы не пережарить котлеты: – Открой банку с брусничным вареньем… Ведь ты его любишь? – спрашивает она меня.
– Да, мама, я его уже давненько не пробовал.
– А мы словно чувствовали, что ты приедешь, – смеется сестра, –