Возвращение с Западного фронта (сборник). Эрих Мария Ремарк
фунта масла, две банки с ливерной колбасой, фунт сала и мешочек риса.
– Вот, возьмите, это вам, наверно, пригодится.
Она кивает.
– Здесь, должно быть, плохо с продуктами? – спрашиваю я.
– Да, не особенно хорошо. А вам там хватает?
Я улыбаюсь и показываю на свои гостинцы:
– Конечно, не каждый день так густо, но жить все же можно.
Эрна уносит продукты. Вдруг мать берет меня порывистым движением за руку и, запинаясь, спрашивает:
– Очень плохо было на фронте, Пауль?
Мама, как мне ответить на твой вопрос? Ты никогда не поймешь этого, нет, тебе этого никогда не понять. И хорошо, что не поймешь. Ты спрашиваешь, плохо ли там. Ах, мама, мама! Я киваю головой и говорю:
– Нет, мама, не очень. Ведь нас там много, а вместе со всеми не так уж страшно.
– Да, а вот недавно тут был Генрих Бредемайер, так он рассказывал такие ужасы про фронт, про все эти газы и прочее.
Это говорит моя мать. Она говорит «все эти газы и прочее». Она не знает, о чем говорит, ей просто страшно за меня. Уж не рассказать ли ей, как мы однажды наткнулись на три вражеских окопа, где все солдаты застыли в своих позах, словно громом пораженные? На брустверах, в убежищах, везде, где их застала смерть, стояли и лежали люди с синими лицами, мертвецы.
– Ах, мама, мало ли что люди говорят, – отвечаю я. – Бредемайер сам не знает, что плетет. Ты же видишь, я цел и даже поправился.
Нервная дрожь и страхи матери возвращают мне спокойствие. Теперь я уже могу ходить по комнатам, разговаривать и отвечать на вопросы, не опасаясь, что мне придется прислониться к стене, потому что все вокруг вдруг снова станет мягким, как резина, а мои мускулы – дряблыми, как вата.
Мать хочет подняться с постели, и я пока что ухожу на кухню к сестре.
– Что с ней? – спрашиваю я.
Сестра пожимает плечами:
– Она лежит уже несколько месяцев, но не велела писать тебе об этом. Ее смотрели несколько врачей. Один из них опять сказал, что у нее, наверно, рак.
Я иду в окружное военное управление, чтобы отметиться. Медленно бреду по улицам. Время от времени со мной заговаривает кто-нибудь из знакомых. Я стараюсь не задерживаться, так как мне не хочется много говорить.
Когда я возвращаюсь из казармы, кто-то громким голосом окликает меня. Все еще погруженный в свои размышления, оборачиваюсь и вижу перед собой какого-то майора. Он набрасывается на меня:
– Вы что, честь отдавать не умеете?
– Извините, господин майор, – растерянно говорю я, – я вас не заметил.
Он кричит еще громче:
– Да вы еще и разговаривать не умеете как положено!
Мне хочется ударить его по лицу, но сдерживаюсь, иначе прощай мой отпуск, я беру руки по швам и говорю:
– Я не заметил господина майора.
– Так извольте смотреть! – рявкает он. – Ваша фамилия?
Я называю свою фамилию. Его багровая, толстая физиономия все еще выражает возмущение.
– Из какой части?
Я