Утопия о бессмертии. Семья. Лариса Тимофеева
Столик ещё вчера привёз Павел. Эльза приезжала навести чистоту и в этой комнате, и в апартаментах. А Настя всё равно всю дорогу брюзжала, что тащим детей куда не попадя.
Сергей с порога устремился к детям, но окрик Насти: «Руки!», заставил его остановиться и резко изменить маршрут – повернувшись на девяносто градусов, Серёжа с той же скоростью устремился в ванную. Я хохотнула, а Настя вновь сварливо повторила свою утреннюю фразу:
– И так таскаем детей куда не попадя!
Из ванной Серёжа вышел без пиджака и, разложив деток по предплечьям, заворковал:
– Проголодались маленькие, проголодались наши детки! Проголодалась доченька моя! Ах, как ты улыбаешься папе! Дай носик поцелую. И сынка тоже проголодался, и сынку поцелую! Голодный, мужичок? Сейчас-сейчас, маленькие, сейчас мама нас будет кормить.
Он прохаживался с малышами по комнате, пока я готовилась к кормлению – обмывала, а потом обтирала грудь грубой, жёстко накрахмаленной тканью – это Маша с Дашей придумали, чтобы кожа сосков загрубела, а я не спорила. Детки мне в первые же дни рассосали соски до трещин.
Только я присела на диван, Сергей подал мне Катю. Малышка жадно припала к груди. Я засмеялась.
– Тише, Котёнок, захлебнёшься!
Сергей подал второго малыша. Максим взял сосок в ротик спокойно и деловито.
Детки трудились, и переполненные молоком до каменной твёрдости груди начали умягчаться. Серёжа занял свою обычную позу – опустился подле нас на пол, одной рукой обнимая мои колени, локтем другой оперся на диван. Я оторвала взгляд от детей, посмотрела в его лицо и рассмеялась. «Четвёртый месяц деткам пошёл, а восторг на его лице тот же, словно это четвёртый день».
– Что ты, Маленькая? – спросил он, поднимая на меня глаза.
– Люблю тебя!
Катя выпустила сосок, повела глазками по сторонам, по моему лицу и, дрыгая ножками, начала что-то рассказывать. Вновь набросилась на сосок и стала сосать так же торопливо, как и в начале кормления. И так по нескольку раз. Максим уже насытился и гулял на руках отца по комнате, а Катя забавлялась – захватив сосок, отпускала, высказывалась, опять устремлялась к соску, уже даже не захватывая в ротик.
– Никак не определишься? – рассмеялась я, поглаживая дочь по тёмненьким волосикам. – Хватит или ещё поесть? Плохо, маленькая, если и в жизни ты не будешь знать, что хочешь!
Единственная процедура, при которой Катюша затихает, это массаж. Когда Стефан своими огромными пальцами растирает её тельце, разводит ручки и ножки в стороны, понуждает её переворачиваться с животика на спинку и обратно – она сосредоточенно покряхтывает и ничто в этот момент не способно её отвлечь.
Серёжа наклонился и забрал у меня малышку. Настя кинулась к нему со вторым полотенцем – одно уже лежало на плече под головкой Максима.
– Мы погуляем в парке, пусть детки поспят на свежем воздухе, – уведомила она и, взглянув на меня раскосыми, с чуть приподнятыми к вискам внешними уголками, глазами, задиристо спросила: – Когда домой-то поедем?
– Ночью, – ответила я, приводя себя в порядок.
Настя