Утопия о бессмертии. Семья. Лариса Тимофеева
ты ему?
– Он одинок. Сын погиб, жена умерла.
– Да ты-то почему, я спрашиваю?!
Я пожала плечами.
– Лида, почему у тебя всё не как у людей? Удочерение какое-то придумала…
– Мама, у меня всё, как у меня! И моё горе, и моё счастье – это моя жизнь, и я не променяю свою жизнь ни на чью другую!
Тогда мама предпочла закрыть тему, но при знакомстве с графом была холодна до невежливости. А граф сердится всякий раз, когда слышит любимые мамины вопросы в мой адрес: «Да ты-то, откуда знаешь?» или «Да ты-то, разве сможешь?»
Андрэ кружил бережно, не отрывая глаз от моего лица. Он умеет установить партнёршу на некий пьедестал – окружить почитанием и обожанием, не теряя при этом собственного достоинства. Благодаря за танец, граф поцеловал мои пальцы, подал руку и, сопровождаемые восхищенными взглядами, мы пошли к своему столу.
– О чём ты думала? – спросил он. – Мне показалось, ты была далеко-далеко.
Я прижалась щекой к его плечу.
– Я люблю тебя.
Он растрогался.
– И я тебя люблю, детка, и хочу, чтобы ты была счастлива.
С глубочайшей нежностью, на грани слёз, я подумала: «Милый, милый Андрей, как же я благодарна, что ты появился и остался в моей жизни!»
Да, чтобы остаться в моей семье, Его Сиятельству пришлось поступиться некоторыми укоренёнными привычками потомственного дворянина.
Узнав о моей беременности, Андрэ настаивал на проживании во Франции, по крайней мере до того времени, пока я не рожу. После недельных переговоров по телефону о дикости России, о высоком качестве родовспоможения во Франции, о моих неразумности и упрямстве, о безответственном отношении Сергея, я, в конце концов, решилась поставить точку:
– Андрей, мы больше не будем обсуждать эту тему – дети родятся и будут жить на родине предков своего отца! Тем более что их отцу не случилось родиться на этой земле. – И прибавила: – Буду рада, если ты будешь рядом.
Через несколько дней он позвонил и, всё ещё сердясь, известил:
– Самолёт заказал на завтра. Зятёк, надеюсь, обеспокоится встретить!
Объявив о приезде графа, я вызвала немалое смятение чувств у домочадцев. Эльза бросилась драить и без того сверкавшие чистотой апартаменты, предназначаемые для Андрэ. Василич обеспокоился гигиеническим состоянием конюшни, одновременно гордясь выхоленностью её обитателей:
– А что, Маленькая, Пепел-то получше выглядит, чем когда от графа к нам приехал!
А Маша, та совсем растерялась:
– Маленькая, я боюсь, вдруг я не угожу графу? Дашка сказала, у него в Париже повар какой-то очень знаменитый.
Я сервировала стол к обеду и, мельком взглянув на Машу, проворчала:
– Дашу послушать, так в Париже всё самое лучшее и знаменитое.
– Так что, Дашка врёт, что ли? – встрепенулась Маша надеждой. – Про повара-то?
– Маша, повар у графа хороший, а знаменитый он или нет, я не знаю. Я не совсем понимаю, почему ты нервничаешь. Граф уже ел твою стряпню.
– Да я даже не помню тот раз, – отмахнулась она, – тогда такая суматоха с вашей свадьбой