Сто лет Ленни и Марго. Мэриэнн Кронин
Кристабель, пока мы бежали по улице от моего дома к вокзалу.
Она сморщилась, и веснушки на ее лице, сдвинувшись, образовали новые созвездия.
– Но мы никогда не разговаривали с парнями, – сказала Кристабель.
– Ну да.
– Так что ты собираешься ему сказать?
Я как-то не подумала об этом и теперь остановилась. Кристабель остановилась тоже, шелестнув розовой юбкой. Не знаю, зачем и она разоделась, на свидание-то шла я. Меня бабушка втиснула в накрахмаленное цветастое платье и остроносые черные туфли, давившие на пальцы. Я чувствовала себя ребенком, нарядившимся забавы ради во взрослого. Повесив мне на шею золотой крестик, бабушка велела “хотя бы выглядеть христианкой”. Что это значило, я понятия не имела.
– Ты сейчас, может, с будущим мужем познакомишься. – Кристабель нагнулась, натянула левый гольф повыше, на тощую коленку. Один гольф все равно был короче другого, но она выпрямилась, довольная, и взяла меня под руку. – Так волнующе, правда?
И хотя от этих слов скрутило живот, я покорно шла за Кристабель, тянувшей меня к вокзалу.
В 11.55 я стояла под часами и смотрела на Кристабель, а та пряталась за стеной газетного киоска. Не знаю, почему она пряталась, – никто ведь ее не искал. Натягивая правый гольф, Кристабель врезалась в старика с горбом впечатляющих размеров. Тот замахнулся на нее тростью, и я рассмеялась.
В последующие пятнадцать минут возбуждение на веснушчатом лице Кристабель сменилось нетерпением, а потом и жалостью. Она стояла в другом конце вокзала, кусая нижнюю губу, как делала очень часто. И оттого на этой самой губе образовались две маленькие бороздки. В четверть первого мне уже ясно стало, что он не придет. Ладони вспотели. Казалось, все глаза устремлены на меня в этом неудобном платье. Хотелось плакать. Хотелось пойти домой. Но я будто приросла к месту и не могла пошевелиться, не могла ослушаться, ведь мне велели стоять под часами и ждать.
Я искала глазами Кристабель, но она тоже куда-то подевалась. Тут-то и потекли слезы. Я стояла и смотрела на сновавших по вокзалу людей с пальто и чемоданами в руках. Кое-кто обращал внимание на плакавшую под часами девушку в цветастом платье и без пальто, но большинство прохожих безучастно спешили мимо.
Вдруг я почувствовала чью-то руку на своем плече и вздрогнула, представив на мгновение, что сейчас увижу лицо незнакомого юноши-христианина. Но увидела Кристабель. Она стояла рядом, оглядывая вокзал.
– Ты никогда не думала, – сказала Кристабель, все еще обнимая меня за плечо, – что твоего суженого могли убить на войне?
Я спросила, о чем это она.
– Ну допустим, жил на свете парень, который идеально тебе подходил, и ты должна была однажды встретить его и полюбить. Но он ушел на фронт, погиб в окопах Франции, и теперь вы уж никогда не встретитесь.
– Так ты обо мне думаешь? Что я никогда не встречу любимого?
– Не о тебе лично, обо всех. Я думаю обо всех тех, кого мы никогда не узнаем.
– Утешила, нечего сказать.
Кристабель рассмеялась и протянула мне два билета до Эдинбурга.
– Поедем