Цветы Тирке. Владимир Михайлович Гвановский
Из окна пятого этажа виднелись платаны, на ветках которых красовались различные студенческие вещи, выброшенные из комнат – трусики, шапки, кроссовки. Герман вдруг вспомнил чей-то рассказ, что в неблагополучных районах Бруклина кроссовки на дереве обозначают территорию наркодилера. Интересно, что бы сказали темнокожие ребята, увидев под общежитием сады из кроссовок и нижнего белья. За деревьями стоял одинокий фонарь, от которого тянулся провод к «комку» – шестигранному ржавому киоску, торговавшему «Мивиной», чаем в пачках, сигаретами, жвачкой и презервативами Wild Cat. За фонарём – пустырь и хрущёвка, населённая равнодушными жильцами, привыкшими к ночным крикам и песням студентов. Над домом нависала чёрная громадина недостроенного завода на холме. Сосед Германа был категорически против курения в комнате, но уехал на неделю в Киев, и соблазн выкурить сигарету под тягучую «The Rain Song» восторжествовал над обещанием дымить исключительно в коридоре или на кухне. Герман затягивался и представлял под деревьями осенней университетской аллеи Сашу, идущую навстречу в вязаной полосатой кофте с продолговатыми деревянными пуговицами, и неожиданно – фразу из романа Чейза про юную девушку: «Узкая талия и мячики под кофточкой». Он думал о том, что этим вечером весь мир оплакивает погибших под руинами людей, которые уже никогда не споют, не полюбят, не наденут перед зеркалом новую одежду, не поцелуют детей, не уснут сладко в постели. Герману покрывается потом при мысли об ужасной смерти несчастных, но всё равно снова и снова представляет себе мячики под вязаной кофточкой, которые ему не суждено ласкать.
Начался дождь – тихий, по-осеннему задушевный, шепчущий: «Сегодня ты напьёшься». Завод на холме скрылся в тумане, исчезла хрущёвка. Одинокий фонарь стоял часовым до конца, но всё равно превратился в мутное оранжевое пятно, поплыл и сгинул. Парень нервно выбросил окурок, закрыл окно и решил приготовить кофе. В комнате, освещённой люстрой без абажура, стояли две железные панцирные кровати и письменный стол, заваленный тетрадями, учебниками и кассетами. Облезлый шкаф отгораживал зону кухни. На стене висела афиша концерта «ДДТ» «Мир номер ноль»: Герман выпросил её в киоске после севастопольского концерта любимой группы. На кухонном столе, покрытом засаленной клеёнкой, валялась пластиковая бутылка из-под виски Red Label, в которой друзья смешивали содержимое «красной шапочки» с водой перед ужином. Рядом лежала отвратительно оформленная пиратская кассета «Крылья» группы Nautilus Pompilius: на обложке белый орёл невозмутимо летел по оранжевому небу.
Наконец, чайник закипел и по комнате поплыл аромат кофе «Жокей». Герман всегда заваривал кофе прямо в чашке и очень любил на замечание, что так поступают только халтурщики и лентяи, отвечать, что это способ «по-польски». Вдруг в дверь робко постучали. На пороге в тёмно-зелёном пальто стояла Саша, её мокрые волосы блестели.
– Привет, мой друг. Я днём приехала домой, а там по телеку показывают весь этот ад. И подумала, что для бедняг всё закончилось, а мы живы. Ты меня так любишь, страдаешь,