Крошеная эстетика. Спектр. Виолетта Анатольевна Гапонова
я шёл вчера, ступая по сегодня, неотвратимо клонившемуся к завтра, я шёл по времени босиком, не улавливая силы обратного движения, я шёл вперёд, оглянувшись назад с закрытыми глазами, я шёл вечером, я шёл утром, я шёл в ночь…
Прошлое сияет ярче издалека. Его тёплые лучи уже не достигают моих щёк, и свет рассеивается на кончиках пальцев. Образы сливаются в калейдоскоп мгновений, выстраивают рваный видеоряд и растворяются в памяти. Гонимый временем, неизбежно отступая к обрыву, я наконец шагаю пяткой в леденящую, молчаливую неизвестность—и она принимает меня, как море принимает своих мертвецов…
Должно быть, там ещё один обрыв, каскад водопадов без звука, пороги без стука, острые скалы с тупыми зубами, бесшумные потоки; должно быть, я выживу, должно быть, я выплыву, должно быть, я встану и даже пойду, попячусь, побегу, сломя голову под огненным дождём обжигающих кожу секунд, протяну руку, ухвачусь за канат мысли—сталагмит времени, протянутый из чернеющей слепой тревогой первой минуты нового дня—и снова шагну в мире четвёртого измерения…
Я вглядывался в бесконечно-высокое серое небо, ловя среди туч эхо прошлого, ветрами смешивавшееся с отголосками будущего на уровне ещё не выпавшего в реальность снега.
Я вслушивался в его необъятный простор, кончиками пальцев касался едва осязаемой леденящей поверхности, вытянутыми нитями мыслей нырял в его глубину—и всё же не чувствовал себя свободным: лёгкие не раскрывались в сжатой сетью нервов грудной клетке, горло пережимало каждый рвавшийся наружу звук, руки пресекали всякое движение ещё у плеча, при зарождении импульса, ноги осторожно шагали по залитому грязью тротуару…
Время свободы уже было или ещё не пришло: какие-то секунды всем приходится томиться в вечном «сейчас». Скованность на краю пропасти ужаснее прыжка…
Глухая серая несбыточность пугает своей картонной плоскостью, и чтобы уберечь свою голову от сплющивания, мне приходится прятаться в углу комнаты, пятками в двух сантиметрах от пола…
Прошлое соком грейпфрута стекало по губам, в весенней свежести уже слышалась преждевременная и запоздалая тоска, в пустынных дворах узких высоток звучало одиночество, в субботнем спокойствии читалась иллюзорность будущего, сверкавшего на отдалении всего несколько лет назад.
Ночная материя рвалась на лохмотья прибитой шинами тишины, осыпалась на голый пол затёртыми образами, неявно звучала в подрагивающем свете лампы. Время делало круг, заворачивалось в петлю автострад, стягивало сеть ловушки. Мрак беспощадно редел, час мельчал, утренний холод облизывал пальцы, продолжая затяжное мгновение.
Знакомая обстановка, расчленённая призрачным светом восхода фантазии, внезапно проступила из стен.
Всё молчало—и в выученном трепете ожидания слезы неудержимым потоком лились по внутренним стенкам щёк, под кожей, по венам, из самого центра сознания в бездну неизведанного нового «сегодня»…
Тучи тяжелеют с каждым днём; где-то над ними, в беспечной высоте брезжит