Ночь высокого до. Премия имени Н. С. Гумилёва. Елена Талленика
поднималось тесто
все больше больше извращало вкусом
седея шкурой под рукой вертелся
пытаясь рассмотреть из-за боков
в один момент он выдал горе воем
увидев сон о красном снегопаде
она спала растрепанные пряди
измотана предчувствием: сбежит
а он лобаст понурой головою
не примирим с тоской и не всеяден
завыл на снег в следах кровавых пятен
забыв что волка ноги кормят если жив
пришла весна и погнала оленя
пришла весна и погнала лосиху
пришла весна и погнала косулю
и волка молодого по следам
зеленый лес в конце зимы – поленья
в печи дрова потрескивают тихо
он у двери она замки рисует
в тревожном ожидании седа
и кормит кормит! фарширует рыбу
хрустеть мослом ему не позволяя
в нелегкий час взывает к божьей власти
сжигая шкуру серую как день
а он лобаст понурой головою
перед огнем стареет волчьей пастью
взгляд по углам: куда бы сплюнуть кости
и тушку зайца незаметно деть…
в петроглифах тех веснушек
это так странно водой акведуков
полнятся плошка-ведро-корыто
детство в останках открыток мнится
кожа в петроглифах тех веснушек
как это странно тогда быть юным
в древнем году а сейчас иконится
свет монитора когда закрыты
лица представивших богу души
это так странно прожитое время мять
мять умещая в горошиной ставший мякиш
брякнешь ключами: и меньше оконных пятен
меньше… как странно
как будто без слез не взглянешь
наменянаменянаменя…
вагон дверной проем на стол кладу платок
температурный пик на солнечных часах
убийца мой должник он топит шоколад
и масляным пятном в сожженных небесах
за горизонт течет ужесточая ад
оставив и меня распоряжаться в нем
распоряжаться лень я потеряла хват
не хватка а ухват вагон дверной проём
дебелых слов лихва где добродетель Лен?
где добронравы их? тугая кровь кипит
гони ее монгол по лабиринтам вен
балтийской оeke и жабер рыб морских
ей тошно от жары свернулась в кулаке
не сквозь песок течет в низложенный розан
бумажные платки наследуют мой ген
в нем более от нимф им кто-то наказал
ад плавит шоколад касаньем эрогенн
но кровоточий след русалочьих каверн
о стержне говорит оставленным от гунн:
вторжение и гон? нагайка в рукаве!
среди дебелых слов лишь смерть найти могу!
ведь мне ветров порыв мне волю подавай!
сигнальные костры сырмак степи ночной
на стол кладу платок очерчивая край
слова мои остры кровь горловой волной…
я