Смерти вопреки: Чужой среди своих. Свой среди чужих. Ангел с железными крыльями. Цепной пёс самодержавия. Виктор Тюрин
ко мне:
– Что скажешь, разведчик?
– Ничего. Свое дело я сделал. А дальше… – я пожал плечами.
– Понятно, – вздохнул партизанский командир и кивнул вбок головой. – Нам опять повезло. Вовремя утренний туман поднялся.
– Почему опять? – не понял я.
– Потому что сначала нам с тобой повезло, – усмехнулся в усы командир, потом посмотрел на часы. Тяжело вздохнул. – Время. Пора идти к рации.
Спустя пятнадцать минут, согласно полученному от командования приказу, партизаны открыли бешеный огонь по ничего подозревавшим гитлеровцам. Вырванные из сна, полуодетые немцы в панике метались, сталкиваясь друг с другом, падали, пронзенные пулями, чтобы больше никогда не подняться. Спустя какое-то время я сквозь выстрелы и стоны услышал громкий крик:
– За Родину!! За Сталина!!
Обернувшись на крик, увидел сквозь бледный, рассеивающийся туман поднявшегося с земли командира отряда. Воздев вверх руку с пистолетом, он кинулся вперед с криком:
– За мной, товарищи!!
За ним, где-то на левом фланге, раздался сильный и громкий голос Тимофея:
– Бей фашистских гадов, мужики!!
Вслед за своими командирами вскакивали с земли и бежали партизаны, прошивая перед собой пространство автоматными очередями и винтовочными выстрелами, подбадривая себя криками:
– За Родину!! Бей немецких гадов!! У-рр-а-а!! Смерть фашистам!!
Полусонные, растерявшиеся немцы были практически расстреляны в упор. Перемахнув через линию окопов, мы кинулись вперед, навстречу заметавшимся в траншеях фигурам немецких солдат, но фактор неожиданности полностью исчерпал себя, и на стволах немецких автоматов и пулеметов, развернувшихся к нам, заплясало белесое пламя. Люди, бежавшие рядом со мной, стали падать. Одни из них потом поднимались, что-то крича на ходу, другие оставались лежать, кто неподвижно, кто со стонами или матерной руганью.
Немцы, так и не отойдя от растерянности, совсем не хотели вступать в рукопашный бой с неизвестно откуда взявшимися бородатыми партизанами и стали поспешно отступать.
Я упал на дно плохо вырытого, неукрепленного окопа и решил, что здесь не так уж плохо. В любом случае, тут было намного лучше, чем бежать по открытому, простреливаемому пространству, каждую секунду ожидая получить вражескую пулю. По обе стороны от меня расположились партизаны, выставив над бруствером оружие. Они, как и я, жадно глотали воздух, хрипя и матерясь сквозь зубы. Боевой азарт у них уже прошел, и сейчас они пытались понять, что их ждет впереди. Умирать никому не хотелось, особенно сейчас, когда ты живой, сидишь в окопе, прикрытый от пуль. К тому же поднимать в атаку этих людей сейчас было некому. Мне не была известна судьба начальника разведки и комиссара, зато своими глазами я видел, как пулеметная очередь срезала командира отряда.
«Если немцы сейчас ударят, то нам всем хана!»
Так думал не только я, но и все остальные партизаны, выжившие после этой сумасшедшей