Смерти вопреки: Чужой среди своих. Свой среди чужих. Ангел с железными крыльями. Цепной пёс самодержавия. Виктор Тюрин
которые сразу забросали меня вопросами. Откуда знаешь? Где познакомился с красавицей? Счастливчик! Повезло человеку! Но вопросы, на которые я не собирался отвечать, сразу прекратились, стоило нам оказаться за порогом палаты. Так как это был четвертый день после сложной операции, нам дали на разговоры всего двадцать минут.
– Как чувствуете себя? – первым делом поинтересовался Мирошниченко.
Командир слабо усмехнулся:
– Отлично. Как все… прошло?
Капитан коротко отчитался, затем ребята наперебой стали рассказывать, что все отлично, на улице лето, ходят девушки в красивых открытых платьях, а командир еще холост. А это непорядок! Да еще где-то фашисты недобитые бегают, поэтому пусть командир прекращает валяться в кровати. На радостях парни так сильно расшумелись, что прибежавший на шум врач состроил сердитое лицо и принялся нас отчитывать:
– Вам тут что, товарищи офицеры, цыганский табор, что ли?! Вы бы еще тут пляски устроили! Ваши голоса через три палаты слышно! Тут тяжелые больные лежат! Им покой нужен! Все! Свидание окончено! Уходите!
Выйдя из госпиталя, мы разбежались в разные стороны. Мирошниченко – к жене и детям, Леша Смоленский пошел или к матери или к невесте, а Дима Сашко и Паша Швецов – к своим девушкам. У остальных ребят тоже были свои дела. Много дел. Им, приехавшим из глубинки, столица до сих пор казалась миром чудес, которые непременно надо увидеть, пощупать, попробовать. Я, как и в прежней жизни, продолжал оставаться одиночкой. К тому же у меня своих дел хватало, и в первую очередь по домашнему хозяйству. Я давно собирался купить мебель для спальни и столовой своей квартиры, а также несколько комплектов постельного белья. Нужны были полотенца, скатерть… Так что неделя за всеми этими хлопотами пролетела незаметно.
За сутки до сбора мы должны были звонить дежурному части, где квартировали, и узнавать, нет ли для нас какого-нибудь срочного приказа. Я рассчитывал, что дадут отбой и у меня будет еще несколько дней для отдыха, но мои расчеты не оправдались. Наше руководство поступило хитрее. Командование прекрасно понимало, что полноценную замену Камышеву в короткие сроки найти нельзя, а для разведки и диверсии командиром сойдет и его заместитель Мирошниченко. Они были правы. По знанию людей и планированию тонких комбинаций Камышев был на две головы выше своего заместителя, зато как разведчик и диверсант тот шел с командиром наравне.
Прибыв в нашу казарму, я вдруг неожиданно увидел, кроме наших парней, трех незнакомых офицеров. Полковник с седыми висками и озабоченным хмурым видом… Недалеко от него стояли два старших лейтенанта. Обоим лет под тридцать. Крепкие, плечистые парни, и взгляд соответствующий – жесткий и цепкий. На груди у обоих офицеров были нашивки за ранение, ордена и медали. Моя интуиция при виде этих людей тихо взвыла.
«Военная разведка. Им чего здесь надо?» – недовольно подумал я, затем подойдя строевым шагом к старшему по званию, кинул руку к фуражке:
– Товарищ полковник…
Тот просто отмахнулся от меня, не прерывая тихий разговор с Мирошниченко. Я отошел к нашим ребятам. Тихо спросил:
– В чем дело,