Не может быть, или Зазеркалье. Виктория Познер
хотите отвечать на мои вопросы? – тихо спросила Наталья Павловна.
– Признаюсь, желанием не горю, – тяжело вздыхая, ответил старик. – Сложно все это, дорогой вы мой человек. Сложно.
– Что же мне делать? Я не могу не спрашивать. Вы сами знаете. Так сложились обстоятельства.
– Да, – задумчиво кивнул старик, – обстоятельства… Против обстоятельств не пойдешь, с ними надо считаться.
– Надо действовать, и чем быстрей, тем лучше. Элеонора, Тина и Раиса не вернулись. Они будто бы утонули в этом проклятом зеркале, – глаза Азимовой заслезились, шмыгая носом, она поспешила промокнуть слезы платком. – Я волнуюсь. Хочу им помочь… А как? Ничего не знаю, ничего не понимаю, и вы молчите. Надо же что-то делать! Помогите мне понять все это, разобраться! Кто я? Что происходит вокруг меня? В неведении и с ума сойти недолго или придумать то, чего нет, и блуждать в этом до бесконечности, как в страшном сне.
– Иногда лучше в неведении. Со знаниями тоже полная неразбериха. Знания отрывочные, что-то знаешь, о чем-то догадываешься – в итоге двигаешься на ощупь.
– Двигаться всегда предпочтительней, чем топтаться на месте.
– Движение завести может не туда, куда изначально планировалось. Вот в чем загвоздка.
– Вы поделитесь со мной всем, что знаете, – настаивала женщина, – а я решу, куда мне двигаться и двигаться ли.
– От ваших движений не только ваша жизнь зависит, но и судьба других. Еще наворотите дел.
– Чтоб не наворотила, объясняйте, советуйте, учите, как надо!
– Если бы я знал, как надо! Сам мучаюсь, – старик с силой сжал в руках кепку.
Стараясь сохранять видимое спокойствие, внутри он ощущал приливы страха и беспомощности – они мощной волной ударялись об него, как о скалу, временами откатывали назад только для того, чтобы отойти подальше, разогнаться и снова ударить. Порой Кузьме Кузьмичу казалось, что если этот вал не собьет его с ног, то утопит, и на этом все закончится. По ночам в тишине подкрадывалась старуха-печаль, клала свою голову к нему на подушку и начинала напевать тоскливо, заунывно, издавая звуки, похожие на вой вьюги, смешанные с сердечной тоской и одиночеством. Проклятая печаль маленькой ложечкой, как десертом, лакомилась светлыми воспоминаниями о прошедшей молодости старика, напоминая ему о том, что юность не вернуть, и все, что с ней связано больше никогда не повторится.
– Давайте вместе мучиться и думать. Вы обязаны поделиться со мной знаниями. Расскажите о зеркалах. И не смотрите на меня с сомнением. Уверяю вас, я не собираюсь давать интервью для прессы на тему того, что здесь происходит. Я отдаю себе отчет в том, что все, что я могу от вас услышать, не для посторонних ушей, – понизив голос, убеждала в своей надежности собеседника Наталья. – Все, что происходит со мной, не случайно, это зачем-то надо. Я не собиралась ехать в Палашино, но приехала и стала невольным свидетелем непонятных для моего сознания событий. Зачем-то это надо?!
– Выходит, что так, – нехотя согласился Кузьма Кузьмич.
Листья осины опасливо трепетали