Союз трёх императоров. Сергей Балакин
расширилась: к ней присоединились извечный противник Австро-Венгрии Италия и не на шутку перепуганная Турция. Де-факто в «Сердечное согласие» вошла и Япония, связанная с Англией военным договором 1902 года. Однако Северо-Американские Соединённые Штаты, заявив о своей поддержке «европейских демократических просвещённых стран», тем и ограничились. В военном отношении Вашингтону Тройственный Союз не угрожал, и потому прозорливый президент Теодор Рузвельт не спешил ввязываться в грядущий военный конфликт между нациями Старого Света.
В целом расклад сил был таков: если в экономическом плане Антанта несколько превосходила Тройственный Союз (и то лишь за счёт своих многочисленных колоний), то в военном отношении на европейском театре она безнадёжно проигрывала. И даже господство британского флота на море не могло служить утешением.
Любопытно, что вскоре после заключения русско-германского союза беспорядки в России стали утихать, промышленное и сельскохозяйственное производство – расти. Здоровье наследника Алексея поправилось. А императора перестали мучить кошмарные сны.
Как-то в кабинет Николая II в Зимнем дворце заглянул Григорий Распутин и застал царя за изучением стоявшего на полу огромного глобуса. Настроение у монарха было приподнятым.
– Ну что скажешь, старец: будут теперь проливы и Царьград нашими? – Николай возложил свою августейшую длань на восточную часть Малой Азии и Балканский полуостров.
– Будут, государь, всенепременно! – ответил поважневший за последние месяцы Григорий. – И Русалим будет! Сон мне был. Ясно видел над Святой Землёй флаг расейский!
«Хм, интересно Гришка сказал: Русалим, – подумал царь. – Рус-салим, Рус-салям… Русский мир то есть. Надобно осмыслить его слова».
Так образовался ещё один вектор российской внешней политики. Дружба с Германией и Австро-Венгрией позволяла всерьёз взяться за расширение империи в южном направлении. На заседании Госсовета Николай заявил:
– Наша цель – сначала Средиземное море, а затем – Индийский океан!
Его слова были встречены бурными продолжительными аплодисментами.
Несколько изменились и ориентиры в жизни российского общества. Изучать французский в качестве иностранного языка стало немодно: его стремительно вытеснял немецкий. В Петербурге и Москве всё большую популярность приобретали германская литература и философия, венская опера, чешское и баварское пиво. По стране прокатилась волна переименований: столичная Английская набережная стала набережной Балтийского флота, популярный ресторан «Кафе де Пари» сменил вывеску на «Кути до зари», и даже салат оливье отныне стали называть окрошкой по-барски. Пресловутые «сливки общества», раньше сорившие деньгами в Париже и Ницце, вдруг осознали, что с не меньшим удовольствием можно делать то же самое в Берлине, Вене, Праге и Рагузе (Дубровнике). Русская речь всё чаще и чаще слышалась также в Баден-Бадене,