Одноколыбельники. Марина Цветаева
на елке серебряный дождь?
– Конечно, будет. Золотой, серебряный – всякий!
– А Маргарита будет?
– Непременно. Помнишь, она еще говорила m-llе Jeannе, что придет в розовом платье? Она еще так обиделась, когда m-llе сказала, что она и так розовая.
– Жалко. Ну, все равно! Я уверен, что будет чудно! Только нам нужно вставать. Ты не помнишь, где конфеты для m-llеs?
– У мамы в комнате, на столе. Ну, раз, два, три…
Ровно в девять часов мы стояли перед дверью детского сада с коробками и цветами в руках. Нам долго не открывали.
– У меня цветы лучше, – хвастал Женя, – у меня розы.
– Мне мои больше нравятся. У меня и так на коробке розы!
– Это не розы, а шиповник.
– Все равно.
Этот вопрос так и остался невыясненным, потому что распахнулась дверь.
– Здравствуйте. Поздравляю вас с праздником! – встретила нас расфранченная горничная. – Барышни еще спят.
– Вот сони! – воскликнул Женя.
Я укоризненно дернул его за рукав. Горничная засмеялась.
– Вы больно рано пришли.
Qui est la? Qui est la?[11] – послышался откуда-то издалека голос m-llе Marie. – Матриона! Матриона!
Горничная убежала. Мы разделись и встали в дверях, крепко прижимая к себе подарки.
– А все-таки у меня лучше, – не унимался Женя. – У меня настоящие розы, а у тебя нарисованные.
– Зато нарисованные никогда не завянут. Ты думаешь, m-llе очень нужны какие-то глупые девочки на твоей коробке?
– Посмотрим… – с предвкушением близкого торжества проговорил Женя.
В соседней комнате послышались шаги. Мы замолчали и приняли приятный вид.
– Барышни проснулись и вас ожидают.
Матрена шла впереди, мы за ней. Мы еще никогда не были в комнате m-llеs и потому чувствовали себя немного неловко.
Первое, что поразило нас в этой комнате, было множество портретов на стенах, второе – сами m-llеs. Вместо обычных синих платьев на них были какие-то пестрые, страшно яркие балахоны с массой оборок и лент.
– Наши милые маленькие друзья! Как мы рады вас видеть! – говорили они, целуя нас.
– А это я вам к Рождеству, – сказал я, протягивая m-llе Marie сначала коробку, потом букет.
– Это я вам к Рождеству, – повторил Женя, делая то же с m-llе Sophie.
– Как мы тронуты! Зачем? Зачем? Какие чудные розы! Поблагодарите вашу маму, – восклицала m-llе Marie, суетливо бегая по комнате.
Пока Женя передавал мамино поздравление, я принялся разглядывать портреты. Это были портреты детей: больших и маленьких, кудрявых и стриженых, смеющихся и серьезных.
– Эти дети тоже приходили в детский сад? – спросил я подошедшую m-llе Sophie.
– Да, это все маленькие ученики и ученицы. Многие из них уже в гимназии.
– А эта тоже в гимназии? – и я указал на фотографию девочки в золотой рамке, висевшую над постелью одной из m-llеs.
– Нет, это наша маленькая племянница Blanchette. Она всегда живет в Лозанне.
– Там хорошо? Там есть море?
– Моря там нет, но есть озеро – Женевское, или Леманское, – голубое, тихое, с белыми парусными лодочками.
– Когда я вырасту, я непременно
Кто там? Кто там? (