По Корее, Маньчжурии и Ляодунскому полуострову. Корейские сказки. Николай Гарин-Михайловский
пятьсот рублей со всеми удобствами культурного пути. Сколько вещей уже разворовано, попорчено, во что превратились наши новенькие чемоданы! Все подмочено, отсырело. А ощущение своего полного бессилия в борьбе со всеми случайностями и непредвиденностями этого пути, где в лице каждого писаря, содержателя почтовой станции, ямщика, пароходчика является какой-то неотразимый фатум, с которым нельзя бороться, спорить… Изломанные, измученные, разбитые ужасной дорогой, нелепыми препятствиями, вы, наконец, погружаетесь в какое-то кошмарное состояние с одной надеждой, что кончится же когда-нибудь это.
Проснулся в семь часов. Туман густой, серый, сплошной висит кусками какими-то. Пронизывающая сырость. Все спят еще. Не хочется спать: горечь бессилия грызет, – лучше вставать. Встал, оделся и вышел. Наши вещи уже вынесены на берег. Идет нагрузка муки на пароход. Рабочие всё китайцы. Работают сегодня по четыре копейки с пуда.
– А казаки?
Спят казаки.
Носят крупчатку. Вся крупчатка здесь до Читы из Америки. В Николаевске она 2 рубля 75 копеек (за 55 фунтов), в Сретенске – 4 рубля 50 копеек. Крупчатка соответствует нашему второму сорту.
Пью чай на палубе. Туман расходится. Усть-Стрелка верстах в четырех выглядывает уютно на своей косе. Казаки просыпаются. Целый ряд на берегу маленьких лодок-душегубок. На них ездят по реке на ту сторону. Ребятишки гурьбой соберутся и плавают в этой валкой и ненадежной лодочке: вот-вот опрокинется она – звонкий их смех несется по реке.
Душегубка побольше пришла с той стороны: в ней трое. Казак постарше, в шапке с желтым околышком, серой куртке с светлыми пуговицами, с желтыми нашивками, казак помоложе и третий, какой-то рабочий: у них в лодке таинственный бочонок – водка китайская.
Привезли с той стороны барана нам. Баран худой, и в России красная цена ему 4 рубля, здесь – 9 рублей и шкура хозяину. Пуд мяса выйдет. Сейчас же на берегу зарезали его. Снимают шкуру, вынимают внутренности. Ноги, голову и часть барана подарили команде, половину передка – капитану, внутренности забрали китайцы. Они бросили работу и, присев на корточки, моют эти внутренности в реке.
Доктор выглянул. Прошел на берег, осмотрел барана:
– Дорого…
– В покупке участвуете?
Доктор экономен.
– Нет.
– Порциями будем отпускать. Сколько дадите за порцию?
– Тридцать копеек.
Бекир, уже догнавший нас, смеется. Бекир очень рад барану, называет его не иначе, как барашек, и хвалит. Но кухарка нашего парохода, старенькая, как запеченное яблоко, говорит:
– Дрянь баран: тощий, смотреть не на что.
Бекир не унывает:
– Ничего, хорош будет.
Н. Е. проснулся. Ему хочется сегодня поохотничать. Надо распаковать оружие: кстати, увидим, что с ним сделалось в дороге. Н. Е. и доктор занялись этим на берегу. Остальные пьют чай на палубе.
– Ну, все пропало, – кричит Н. Е., – промокло, заржавело, все рассыпалось.
– Глупости, – кричит доктор, – разве могут патроны промокнуть?
Мы идем все смотреть. Промокнуть не промокло, но