Дерзкая и желанная. Анна Бартон
как сегодня.
– Почему это звучит как укор?
– Приехав сюда, ты обманула семью и подвергла себя опасности. Это был глупый, эгоистичный и крайне незрелый поступок.
До сих пор Оливия пыталась храбро рисовать это как смелое и романтическое приключение, но слова Джеймса высветили горькую правду. Она ни за что не хотела волновать своих родных и никогда не прибегла бы к этому замыслу, если б это не был ее последний шанс на счастье. На любовь.
– Возможно, ты и прав…
– Не «возможно», а прав. С того времени как научилась хлопать ресницами – что, держу пари, было приблизительно года в три, – ты получала все, что только душа пожелает: пони, красивые платья, даже драгоценности. И это объясняет, почему тебе так трудно смириться с моим отказом. Мы совершенно не подходим друг другу, я никогда не смогу сделать тебя счастливой, а ты… ты никогда не сможешь меня понять.
Его резкие слова эхом зазвенели в последовавшей за этим тишине.
Глаза Оливии налились слезами, в носу жгло, но заплакать означало только подтвердить его невысокое мнение о ней.
– Мне думается, ты меня недооцениваешь, – выдавила она.
Да, Господь благословил ее любящими братом и сестрой. Да, она по праву рождения принадлежит к классу богатых и привилегированных, но уже познала сердечную боль, познала ужас и горе, обнаружив отца с дыркой от пули в голове, познала мучительные страдания, когда осталась без матери. Люди, которых она считала друзьями, сторонились ее в самый горький, самый уязвимый период жизни.
Только не Джеймс. Он был один из немногих, кто поддержал Оуэна – и всех их.
Да, Оливия понимает больше, чем он думает.
И теперь, впервые, пожалуй, за всю свою жизнь, она поняла, что необходимо держаться от Джеймса на расстоянии, и пробормотала:
– Ты дал мне много пищи для размышлений. Думаю, мне следует вернуться в свою комнату.
Джеймс вскинул брови:
– Надеюсь, до утра ты никуда не сбежишь?
– Не беспокойся. – У нее не было ни сил, ни желания что-либо предпринимать. Какие бы последствия ни имели ее поступки, она встретится с ними лицом к лицу.
Он пощупал затылок и поморщился.
– Надо поспать. Надеюсь, к завтрашнему дню моя голова прояснится.
– Еще болит? – Не задумываясь, она подошла к Джеймсу, положила руку на плечо, а второй потрогала макушку, ощутив под пальцами густые, слегка вьющиеся волосы. Легонько ощупав его голову, на затылке она обнаружила шишку с куриное яйцо.
– Ой.
– Завтра будет болеть.
– Уже болит.
Обида и гнев Оливии растаяли. Но не полностью.
– Тебе нужно поспать.
Она хотела было идти к себе, но Джеймс в три широких шага обогнал ее и оказался у двери.
– Подожди, я проверю коридор.
Выглянув из комнаты, он махнул ей рукой, приглашая следовать за ним.
Возле своей комнаты она вытащила из кармана ключ и, не глядя на Джеймса, отперла дверь.
– Спасибо, что заступился там, в пивной. Надеюсь, твоей голове скоро станет лучше.
– Не волнуйся. Она крепкая.
Игривость