Дерзкая и желанная. Анна Бартон
его еще больше.
Она выгнула бровь.
– Я думала, тебе не терпится поскорее отправить меня в Лондон.
– Это несправедливо.
– Разве?
Ну конечно, он не хотел отсылать ее.
– Это для твоей же пользы.
Она вздохнула.
– Именно так говорят мужчины, когда хотят, чтобы им подчинялись.
Джеймс нахмурился и, остановившись, повернулся к ней.
– Мы уже договорились, что ты не можешь здесь остаться. Но несколько часов большой роли не сыграют, и есть одно место, которое я хотел бы тебе показать, если, конечно, ты не против подняться по крутой тропинке.
Он, разумеется, прекрасно знал, что Оливия ни за что на свете не откажется от предложения, и оказался прав. Она чуть приподняла край платья, демонстрируя красивую голубую туфельку.
– Не самая подходящая обувь для энергичной прогулки, но даже если они порвутся или испачкаются – ничего страшного: в монастыре такие изящные туфельки мне все равно не понадобятся.
Он уловил намек на улыбку, и его охватило какое-то странное чувство предвкушения и нетерпеливого ожидания. Эта прогулка обещала быть крайне приятной.
– Отлично.
Не задумываясь, он взял ее за руку, переплел их пальцы и потащил по тропинке к своему любимому месту. Она слегка сжала его ладонь, словно давая понять, что в следующие несколько часов будет соучастником всех его затей.
Такая перспектива была волнующей… и опасной.
Каменистая дорожка вилась между кустами и деревьями, мимо полуразрушенного амбара, и вскоре превратилась в узкую тропинку. Они слишком запыхались, чтобы разговаривать, но восторг у нее на лице говорил сам за себя. Он правильно сделал, что взял ее сюда. Быть может, удастся хоть немного смягчить впечатление от тех резких слов, которые вчера ей наговорил, и они с Оливией останутся друзьями.
Мысли о дружбе, однако, улетучились, когда они преодолели примерно половину пути к вершине холма. От быстрой ходьбы им стало жарко, и Оливия сняла шаль, открывая гладкую кремовую кожу над вырезом платья. Джеймс старался не пялиться на нее, но от каждого шага ее грудь слегка подпрыгивала, у него разыгралось воображение: вот ее обнаженные груди раскачиваются над ним, голова запрокинута, губы приоткрыты…
Иисусе, да что это с ним такое?
Оливия питает к нему нежные чувства, но это не дает ему права на подобные фантазии… Странно, но она имела обыкновение прокрадываться в его мысли в самые неожиданные моменты: например, когда рассматривал статую плодородия, или слышал бодрый рил, или засыпал в постели. А после того вечера, когда они поцеловались, ему стало еще труднее выбросить эти мучительно-сладостные образы из головы. Ее карие глаза с отяжелевшими веками будто приглашали заключить ее в объятия, поцеловать и… сделать многое другое.
Джеймс поднял взгляд и обнаружил Оливию впереди на несколько ярдов.
– Ты что-то отстал, – поддразнила она запыхавшимся голосом. – Что, не можешь угнаться за мной?
Он в пять широких шагов сократил