Сказки, рассказанные на ночь. Вильгельм Гауф
на чистую воду! – гневно проговорил атаман. – Ты настолько гадок, что я не стану даже марать свой кинжал твоей кровью – слишком много чести! Я привяжу тебя к хвосту своего коня и завтра, когда взойдет солнце, отправлюсь в лес и буду скакать до тех пор, пока солнце не зайдет за холмами Зулиэйки!
Тут мой бедный брат совершенно пал духом.
– Вот оно, суровое проклятие моего отца, которое обрекает меня теперь на позорную смерть! – воскликнул он в слезах. – Прощай, сестра моя родная, и ты, дорогая Зораида, – не видать вам спасения!
– Хватит прикидываться невинной овечкой, все равно никого не разжалобишь! – прервал его стенания один из разбойников, связывая ему руки за спиной. – Убирайся вон из шатра! А то гляди, как наш атаман уже кривится да посматривает на кинжал. Давай шевелись, если хочешь прожить еще ночь!
Разбойники собрались уже было вывести моего брата из шатра, но столкнулись при входе с тремя другими, которые тычками гнали перед собой еще одного пленного. Войдя в шатер, они сказали:
– Мы привели тебе пашу, как ты приказывал! – сообщили они и подвели пленника к атаману, восседавшему на подушках.
При этих обстоятельствах брат мой смог хорошо рассмотреть невольника, предъявленного атаману, и отметил поразительное сходство между ним и собой, только лицо у того было посмуглее и борода чернее.
Атаман, похоже, весьма удивился появлению нового пленника.
– Кто же из вас настоящий паша? – спросил он, переводя взгляд с моего брата на смуглолицего человека.
– Если тебе нужен паша Зулиэйки, то это я! – горделиво ответил похожий на меня пленник.
Атаман посмотрел на него долгим суровым взглядом и дал знак увести пашу, не сказав при этом ни слова.
После того как его приказание было исполнено, он подошел к моему брату, самолично разрезал кинжалом веревки, связывавшие ему руки, и жестом пригласил его сесть рядом с собой на подушках.
– Мне очень жаль, чужеземец, – проговорил он, – что я принял тебя за того негодяя. Так уж вышло – волею небес неисповедимый случай отдал тебя в руки моих братьев именно в тот час, в который назначено было погибнуть нечестивцу.
Брат мой попросил об одной-единственной милости – позволить ему не мешкая продолжить путь, ибо всякое промедление может оказаться для него губительным. Атаман захотел узнать, какие такие спешные дела заставляют его так торопиться, а когда Мустафа рассказал ему обо всем, он принялся уговаривать брата переночевать тут, чтобы и самому отдохнуть, и коню передышку дать, и пообещал, что завтра покажет ему короткий путь, по которому он за полтора дня легко доберется до Балсоры. Брат согласился, после чего ему преподнесли чудесные угощения, отведав которых он улегся спать в атаманском шатре и проспал тихо-мирно до самого утра.
Проснувшись, он обнаружил, что в шатре никого нет, только снаружи раздавались чьи-то голоса – судя по всему, это атаман разговаривал с темнолицым старикашкой. Прислушавшись к их разговору, брат с ужасом понял, что вредный карлик пытается склонить атамана к тому, чтобы