Марек и гуцульская колдунья. Зофия Мельник
ты всего боишься, – говорит Юлия.
На остановке трамвая, на углу Иерусалимских аллей и Эмили Плятер, Игнаций прощается с Мареком и Юлией и пропадает в темной арке двора. Игнаций идет ходко, переваливаясь с ноги на ногу. Потрескавшаяся рыжая тужурка сидит на нем, словно влитая, руки Игнаций глубоко запихнул в карманы.
– Игнаций всегда такой недобрый, такой желчный, – замечает Юлия, постукивая сапожком о сапожок.
– Он совсем не дурак, – говорит Марек. – Игнаций столько раз давал мне дельные советы.
– А ты, Марек, тоже не лучше, все время цепляешься к Адаму! Вы что, ребята, ему просто завидуете?
– У тебя сумка тяжеленная, давай помогу, – Марек протягивает руку.
Но Юлия только молча качает головой.
– Ну, как знаешь, – обижается Марек.
– Шел бы ты домой.
– Я тебя провожу.
– Ничего со мной не случится, – Юлия отворачивается и смотрит, не идет ли трамвай.
– А если случится? Я себе потом не прощу,
Проходит, наверное, минут десять, а то и больше, когда в конце улицы загорается яркая электрическая звезда. Ёе желтоватый свет бежит вниз по трамвайным рельсам, словно вода по желобам. Желтые с красной полосой вагоны со стеклянным звоном катятся с горки вниз. Возле навеса остановки трамвай тормозит, двери со скрипом распахиваются, и Марек и Юлия поднимаются в вагон. В вагоне кроме них ни души, и Марек с тоской понимает, что это, скорее всего, последний трамвай, и обратно ему придется возвращаться пешком по мосту.
Юлия садится с краю, а на соседнее место у окна кладет книгу Адама и тубус с чертежами. Морщась, панночка стаскивает с плеча сумку с учебниками, с которой таскалась весь день и ставит рядом. Марек опускается на скамью напротив.
Трамвай трогается, катит вниз по Иерусалимским аллеям и вскоре выезжает на мост. На мосту ярко горят фонари, черная вода в Висле кажется густой и вязкой, словно сироп.
– Бедный Марек, – говорит с улыбкой Юлия. – Тебе, наверное, трудно признать, что Адам умнее тебя, образованнее, у него более тонкий вкус, и он лучше воспитан. Поэтому ты на него и злишься?
В эту минуту Марек отчетливо понимает, что действительно злится, но не на Адама, а на Юлию. Он медленно отворачивается от окна и смотрит на панночку. В желтеньком электрическом свете, заливающем трамвайный вагон, лицо Юлии кажется усталым и постаревшим.
– Понимаешь, Юлия, – говорит Марек, осторожно подбирая слова, – я, честно говоря, не очень хорошо знаю Адама. Но мне сдается, что Адам пустомеля и что он не очень-то умен. Пускай его отец всемирно известный органист, виртуоз и так далее, но сам Адам в этой жизни еще ничего не добился. Он попросту пустое место.
– Ах, вот как! Значит, по-твоему, Адам, пустое место? А ты сам, Марек, ты сам много добился? А ты разве не пустое место?
– Да, мне похвастаться особо нечем, – Марек старается говорить как можно спокойнее. – Я приехал в Варшаву из провинции и пытаюсь как-то вертеться, чтобы заработать на жизнь. Может, я снова пойду учиться