Осколки детства. Светлана Гершанова

      Сумерки у холодной печки. Мы сидим с Вовиком и ждём, когда вернётся мама. Темнеет, будто кто-то прикручивает фитиль у керосиновой лампы. Впрочем, её у нас уже нет, есть только тряпочка в плошке с жиром, но мама не разрешает нам зажигать её самим.

      Мы сидим почти в темноте, притихшие, как мышата. Дверь открывается. Они здесь не запираются вообще, только на ночь мама накидывает крючок, который сделал из гвоздя сосед киргиз.

      Это он и пришёл, я знаю, больше к нам некому приходить. Он берёт Вовика на руки, протягивает мне жёсткую ладонь:

      – Поднимайся, девочка, пойдём, незачем сидеть в темноте и холоде.

      Вовка обнимает его за шею, они такие друзья! Ведь наш сосед – хозяин лошади, и арбы, и жеребёнка. Он обещал выучить Вовку на извозчика, когда тот вырастет во взрослого парня, а жеребёнок – в коня. А ещё он катает Вовку на облучке, даёт подержать кнут, и такое счастье светится на Вовкином лице!

      Со мной у него другой разговор, два-три слова за день. Я понимаю, я ведь женщина, он и со своей женой и дочками так разговаривает, а сыновей у него нет.

      Сейчас он уводит нас к себе. Пылает очаг, в комнате тепло и светло, жена и все три его дочки ходят вокруг, и чай дымится в большой пиале. Я, как взрослая, сажусь к огню вышивать салфетку, а девушки поглядывают на меня.

      – Только переводит нитки.

      – Да, такие мягкие, красивые…

      – Мулине называется. Давай попросим?

      – Тише ты.

      И приходит мама.

      – Зачем вы забрали детей? У вас хорошо, но завтра им всё равно сидеть одним.

      – Детей нельзя оставлять одних, киргиз не может этого видеть.

      – Если я буду с ними, чем кормить?

      – Дети не должны быть одни.

      Тут мама замечает, как девушки смотрят на моё безобразное вышивание. Она молча берёт катушку и отдаёт им вместе с салфеткой.

      – Спасибо, мы распорем сами! Зачем портить такие хорошие нитки…

      Ещё киргиз не может видеть, как женщина сама рубит дрова, железные от мороза. Он забирает у мамы топор:

      – Иди к детям, топи печь, сейчас принесу.

      Входит, усы и борода белы от инея, кладёт охапку дров и смотрит, как дымят сырые полешки.

      – Пусти, я сам.

      И вот огонь разгорается, я смотрю на его весёлую пляску, а за стеной – гудит, и ухает, и воет!

      – Что это, мама?

      – Не бойся, – отвечает за маму сосед, – это ветер, он объезжает белого коня. Мать, корми детей, укладывай, поздно уже. Я ухожу…

      Но вот пришла весна. Зачернела талая земля, набухли и раскрылись почки, воздух стал тёплым и пахучим.

      В последний школьный день нас повели на прогулку далеко за город, где холмы стояли в высокой зелёной траве, ещё только согретой, а не сожжённой солнцем. И вся она алела маками, белела какими-то неизвестными мне цветами и источала удивительный аромат.

      Мальчик, что всю зиму обходил меня с гордым видом, взял за руку, когда мы выбегали с радостными криками на этот простор. И весь день мы ходили вместе. Он смотрел на меня серьёзными глазами, а я улыбалась и вела светский разговор.

      – Знаешь,