Одинаковые. Ирина Мартова
Серафима? Что делает? Подросла, наверное? Когда приедете?
Вопросы так и сыпались…
Анна, улыбаясь, не спеша, обстоятельно, рассказывала отцу о своих новостях, об успехах Симы, о планах. Отец слушал внимательно, все уточнял, восторгался успехами внучки. О себе рассказывал скупо, напомнил об обещании погостить у него этим летом. Потом, спохватившись, опять заторопился, стал прощаться и, наконец, передав Симе тысячу приветов и поцелуев, повесил трубку.
Поговорив с отцом, Анна вдруг ощутила, что настроение заметно улучшилось. Конечно, отца ей не хватало, что и говорить. Хотелось, как в далеком детстве, подбежать к нему, уткнуться в плечо, ощутить запах знакомого одеколона, услышать его ровное спокойное дыхание…
Анна всегда знала, что отец – ее главный защитник и поддержка.
Конечно, в их семье верх держали не мужчины. Всегда и во всем безоговорочно главенствовала бабушка, властная и строгая, не позволяющая никаких вольностей и слабостей, не допускающая даже мысли о лени или разгильдяйстве. Ее власть никогда никем не оспаривалась, никто даже не пытался ей противоречить или противостоять.
Бабушка, уверенная в себе, неукротимая в порывах, неудержимая в желаниях, всегда определяла дальнейший путь развития и жизни семьи, сама решала, кто чем будет заниматься, что носить и как питаться. Ее авторитарность подавляла мужчин, иногда пугала и раздражала подросшую внучку.
По мере взросления Анна периодически пыталась взбрыкивать и настаивать на своем, но любимая бабушка, при всей своей необъятной любви к единственной внучке, деспотично указывала ей на ее место. Надменная и всесильная бабушка приучила и мужа, и сына к полному повиновению, и терпеть не могла своеволия и инициативы.
Отец, мягкий и добрый, но слабовольный человек, всегда шутил, узнав о плохих оценках или опрометчивых поступках дочери: «Ой, Анька, держись! Бабушка узнает – запилит…» А когда дочка стала старше, он, заметив ее упрямство, жесткость, и мужскую хватку, однажды так и сказал: «Господи! Еще она на мою голову. Это, дочка, у тебя от бабушки. Больше не от кого. Ты вся в нее – просто мужик в юбке».
Их семья вообще сильно отличалась от семей ее одноклассников. Как гласило семейное предание, мама умерла, когда Ане едва исполнилось полгода. О ее смерти отец не любил говорить, стазу краснел, опускал голову, начинал волноваться, заикаться, теряться, расстраиваться. Ане всегда казалось, что он чего-то очень боится, поэтому и не хочет говорить на эту тему.
Зато бабушка, услыхав только имя покойной невестки, сразу вставала в позу бойца, готового и к обороне, и к нападению, и безоговорочно прекращала любые воспоминания и расспросы: «Чего это вы завели похоронную песню? Хватит нюни распускать. Что было, то было. Нечего старое ворошить. Все давно быльем поросло».
Когда Анна, став подростком, однажды, накануне маминого дня рождения, попросила у отца вспомнить, что мама любила больше всего, бабка вдруг резко обернулась и к ней:
– А что тут вспоминать? Она только и умела, что рыдать да слезы лить. Настоящая