Осень в розыске. Мария Фомальгаут
зимы придут сюда, и все-таки мне так и кажется, что с этих зим случится что-то… что-то… еще не знаю, что, но явно что-то недоброе…
– …а зима-сирота очень благодарна нам… – начинает с порога зима, наша настоящая зима, – погрелась у нашего солнца… наконец-то узнала, что такое настоящее лето…
– Замечательно, просто замечательно… а теперь будьте добры объясните, что это за испарения поднимаются от вашей сиротливой зимы и движутся в нашу сторону.
– Ну… что-то тает…
– Так я вижу, что что-то тает, а что именно?
– Ну что вы у меня спрашиваете, я же всего-навсего зима…
– Но я не знаю, кого мне еще спрашивать… и сколько нам вообще осталось…
Смотрю на то мерцающее, что поднимается от бездомной планеты, думаю, что будет с нами дальше…
Тюльпальма
…а я вам говорю, что вы уйдете, сию минуту уйдете, не унимается тюльпальма, сию минуту кончайте свои выходки, и уходите, а то я полицию вызову. Я не кончаю свои выходки и не ухожу, я стою, прикованный к стволу дерева, я еще пытаюсь что-то доказать, вы хоть понимаете, что это редчайшие эндемические виды, вы хоть понимаете, что эта тюльпальма росла, когда нас всех еще на свете не было, тюльпальма еще наполеоновские войны помнит, даром, что никогда их не видела, и какую-нибудь Атлантиду, даром, что её не существовало никогда. Ну и что, говорит тюльпальма, нефть еще древнее, и что, кого-то это смущает, когда её качают баррель за баррелем? Ну, то нефть, говорю я, а то уникальная тюльпальма, живая, пережившая века и века, таких сейчас не осталось, их вырубили еще когда, еще при каком-нибудь колумбе, или кто там первый высадился на эту землю, рубил многовековые леса, вывозил охапки стволов… так что даже не думайте трогать последнее дерево, слышите вы, ну и что, что мебель из него на века, даже не вздумайте, только через мой труп, поняли, и даже не просите, чтобы я снял наручники, даже не просите, чтобы я отцепился от дерева, не дождетесь. Да хоть все полиции на свете вызывайте, не дождетесь. Это моя земля, не унимается тюльпальма, и дерево мое, и все мое, а вы вообще не имеете никакого права здесь находиться, слышите вы, тоже мне защитник природы выискался, если вы мне выгодную сделку испортите, я вообще не знаю, что я с вами сделаю, вы давно в тюрьме не сидели, что ли? А я не уйду, говорю я, у меня кончится еда и вода, а я не уйду, буду собирать тяжелые капли дождя, упавшие с листьев, буду подбирать тяжелые сочные плоды тюльпальмы, и черта с два вы мне что-то сделаете, черта с два. Понимаю, что с моей стороны это блеф, не более чем блеф, что сюда уже идет полиция, чтобы отцепить меня от дерева, и все, дальше будет визг пилы, треск ствола, возвещающий смерть.
Вы поймите, поймите, – иду на попятную, – вы хоть понимаете, что древнее дерево может рассказать немало удивительных вещей, вы хоть понимаете, что за это можно брать немалые деньги? Кому они сейчас нужны, эти россказни, людям подавай древесину, уникальную древесину…
Еще кричу что-то, когда меня отцепляют от ствола дерева, скручивают руки за спиной, еще вырываюсь, да вы не понимаете,