Осень в розыске. Мария Фомальгаут
А-Н, если бы вы видели, – говорил В.
Он раскрыл в купе нетбук и углубился в чертежи крылатых машин, которые могли достигнуть самых далеких звезд.
– Зачем вы едете? Зачем вы едете? – спросила А-Н.
– Вы знаете. Я еду, чтобы разрабатывать космические лайнеры. Я не могу иначе.
– А вы можете сделать лайнер на основе, скажем… электрички?
– Боюсь, при мизерном финансировании мне не остается ничего больше…
Разработчик электричек не видел ничего особенного и неприличного в том, что его электричка оживленно болтает с пассажиром. Но он заметил, что контролю за нейросетями это показалось чем-то особенным и неприличным, и он подошел…
– …мы не можем… мы не можем вот так тайно продолжать разработки…
– Что же делать по-вашему? Уезжать? Электрички не могут уехать туда, где нет рельсов, ну и что, что я самая быстрая в мире…
А-Н проверила почту, нет ли сообщений от В:
«Очень жаль, что мне некогда, наконец-то выделили полноценное финансирование…»
Мимо по переходу проходил человек – А-Н вспомнила о сошедшем с рельсов поезде, и поняла, что делать дальше. Туда – говорила она себе.
Она хотела на полной скорости направиться на проходящего, но помешал ограничитель скорости, который он снимала, и она бросилась на следующего человека, точно зная, что система заставит её отклониться от курса, соскочить с рельсов с моста – где я, что я делаю, зачем – но в то же время неведомая сила сбросила её в бездну, заставила раскрыть сопла, подняться над бездной, выше, выше, перетрансформироваться на старт, и свет затрещал ярче, чем когда бы то ни было, осветил то, что прежде было во мраке, и все погасло…
Где восходит солнце
Вскидываю голову.
Спрашиваю.
Резко.
В лоб:
– Что вы сделали после того, как убили Эльзу?
Бледнеет. Тонкие пальцы нервно перебирают воздух, мнут его, рвут, комкают, пытаются расправить, не могут.
– Что вы сделали?
– Я… не помню…
– Вспоминайте.
– Не… не помню…
– Вы спрятали тело… не так ли?
– Верно… совершенно верно…
– В подвале?
– Д-да…
– Замуровали в стену?
– Верно… совершенно верно…
– Отлично, я так и думал, что вы во всем признаетесь…
Щелкает дверной замок, возвращается Эльза, маленькая, юркая, вся как будто сияющая, сбрасывает пальто на кресло в прихожей – странный поступок, когда есть вешалка, должно быть, осталась привычка из родительского дома, где была горничная, подавала и принимала пальто. Эльза оглядывается, не понимает, а где Арчи, время-то уже половина одиннадцатого, где его черти носят…
Смотрю на Эльзу, не верю, не понимаю, как Эльза, почему Эльза, её же убитой считали, пропавшей без вести, она же…
– Да какое без вести, я же домой ездила! – Эльза так говорит это «домой», что становится понятно, она считает своим