Непростые смертные. Владислава Николаева
о зиме жизни. Поэтому он не звал скучающую в соседней комнате медсестру.
Наследство роздано. У Ефима Степановича не осталось ничего, чем он мог бы распорядиться, даже собственное тело не слушалось его. В доказательство своим мыслям мужчина с трудом шевельнул пальцем. На нём крепилась какая-то медицинская «прищепка». Ефим Степанович снова тяжко вздохнул. Руки немели, палец не чувствовал прикреплённый к нему датчик. Конец был близок. Был лишь один человек, которого он хотел увидеть перед смертью.
Пиип… пиип… пиип… пииип…
Это ныл привезённый в нагрузку к медсестре аппарат. Отсчитывал удары изношенного, как пара сапог, сердца.
Ефим Степанович вздохнул. Где же его посетитель?
Мужчина не подумал кое о чём – вдруг он откажется?
Кислородная маска давила на лицо. Ефим Степанович хотел бы снять её, да только боялся, что без неё не сможет дождаться того, кто единственный был нужен ему сейчас.
Пиип… пиип… пиип… пииип…
Вдруг не придёт? Ефим Степанович отправил за ним дочь, свою главную наследницу. Она уважала его, она постарается выполнить последнюю просьбу умирающего отца…
Однако может не выполнить. Не по лени и не из вредности. Даже не со страху. Хотя страх был бы вполне понятен.
Он мог отказаться прийти. Не будь он подозрителен, не дожил бы до своих лет. Ефим Степанович вспомнил, что нужного человека не раз пытались прикончить, пользуясь и более благовидными предлогами, чем просящий о последней встрече старик. Веру вселяло только то, что пуглив он не был. Подозрителен, но не пуглив.
Пиип… пиип… пиип… пииип…
Клаве ведь не придёт в голову попытаться избавиться от него? У неё вряд ли получится… да и вообще Ефиму Степановичу нужно было увидеть его напоследок…
Пиип… пиип… пиип… пииип…
Ефим Степанович не боялся за свою жизнь. Её осталось совсем немного. Лишь расточительный человек станет убивать того, кто и так скоро умрёт. До смерти был не месяц, не неделя. Смерть была даже не вопросом дней. Ефим Степанович готов был умереть прямо сейчас, но ему нужно, нужно было увидеть его напоследок. Только это останавливало.
Пиип… пиип… пиип… пииип…
Ефим Степанович уловил краем глаза открывающуюся дверь. Всего лишь Клава. Обычно он был рад дочери, но сейчас было поздно. Связи с миром живых обрывались. Он больше не принадлежал ему. Он подписал бумаги, сообщил ей свою последнюю волю, последнюю просьбу, больше ему нечего было ей сказать. Клава улыбнулась ободряюще, но не переступила порог. Ефим Степанович с трудом мог поворачивать голову. Увидел дочь мельком. Она только убедилась, что он не спит и ушла.
Пиип… пиип… пиип… пииип…
Запахи лекарств так далеки от свежести… Ефим Степанович закрыл глаза, а когда открыл— увидел крепкую загорелую руку, перевитую сизыми венами, сомкнутую вокруг верхней перекладины стула. Ефим Степанович взволнованно подобрался и поморщился от боли в груди.
Посетитель тем временем сел на стул, небрежно облокотился