1984. Джордж Оруэлл
не исключено, что в Староязе оно существовало в форме «Английский Социализм», как тогда говорили, а это было гораздо раньше. Всё растаяло в тумане. Иногда, конечно, удавалось попасть пальцем прямо в конкретную ложь. Например, было неправдой, что, как заявляли Партийные книги по истории, аэропланы изобрела Партия. Он помнил аэропланы с раннего детства. Но ничего нельзя было доказать. Не было никакого доказательства. Никогда. Всего лишь однажды за всю свою жизнь он держал в руках безошибочное документальное доказательство фальсификации исторического факта. И в тот раз…
– Смит! – раздался злобный голос с телеэкрана. – 6079 Смит У.! Да, ВЫ! Наклоняйтесь ниже, старайтесь! Вы можете выполнять это гораздо лучше. Вы не стараетесь. Ниже, старайтесь! Вот это лучше, товарищ. А теперь – вольно, вся группа, и смотрим на меня.
Внезапно холодный пот покрыл Уинстона всего, с головы до ног. Но лицо его оставалось абсолютно непроницаемым. Никогда не показывай тревоги! Никогда не показывай возмущения! Один твой взгляд может выдать тебя с головой. Он стоял и смотрел, как инструкторша подняла руки над головой и – нельзя сказать, чтобы грациозно, но с исключительной точностью и усердием – согнулась и подсунула кончики пальцев рук под пальцы ног.
– ВОТ ТАК, товарищи! Я хочу увидеть, что вы все ТАК делаете. Посмотрите ещё раз. Мне тридцать девять, и у меня четверо детей. А теперь смотрите. – Она согнулась опять. – Вы видите, мои колени не сгибаются. Вы все можете сделать так, если захотите, – добавила она, разгибаясь. – Каждый до сорока пяти прекрасно может дотянуться до носков. Не у каждого из нас есть привилегия сражаться в первой линии, но мы, по крайней мере, можем поддерживать форму. Вспомните наших мальчиков на Малабарском фронте! И моряков в Плавучей Крепости! Только подумайте, что ИМ приходится терпеть. Теперь попробуйте снова. Это лучше, товарищи, это НАМНОГО лучше, добавила она ободряюще, когда Уинстон, сделав резкий выпад, достал-таки до носков с прямыми коленями, впервые за несколько лет.
Глава 4
С глубоким, непреднамеренным вздохом – не издать который в начале рабочего дня он не мог, и даже близость телеэкрана не могла этому помешать – Уинстон подвинул к себе речеписчик, сдул пыль с его роточасти и надел очки. Затем он развернул и скрепил вместе четыре маленьких цилиндрических свёртка бумаги, которые уже выскочили из пневматической трубы с правой стороны на его письменный стол.
В стене его кабинки было три отверстия. Справа от речеписчика – небольшая пневматическая труба для печатных сообщений, слева – труба побольше, для газет, а в боковой стене, так, чтобы легко было достать, протянув руку, – большая продолговатая щель, защищённая проволочной решёткой. Эта последняя предназначалась для ликвидации использованной бумаги. Подобные щели существовали тысячами и сотнями тысяч по всему зданию, причём не только в комнатах, но через небольшие интервалы и в каждом коридоре. Их по какой-то причине прозвали дырами памяти. Когда