Дом над Волгой. Александр Станиславович Малиновский
Стволы надо ещё «расхетать», как говорит отец, то есть распилить на брёвна, обрубить сучки. Василий Фёдорович торопится. Ведь перед тем, как везти на пилораму, дерево должно подсохнуть.
Обычное дело: как собрался на рыбалку – так возникает отцовское задание, словно нарочно. Неудобно перед ребятами – Шурка их подводил уже, ведь он главный в рыбацких затеях. Александр пошёл в мастерскую, взял остро наточенный отцом топор и, грустный, зашагал на зады к осокорям. Сел на прохладный с матовым свинцовым оттенком большой сучок.
Невольно вспомнились стихи, сочинённые совсем недавно.
После такой же примерно истории. Их он ещё никому не показывал, даже дядьке Сергею:
Перекати-поле по пыли
Катится вприпрыжку,
Дремлет стая сизарей
На пожарной вышке.
Не шумаркнет, тихо всё.
Льётся зной тягучий,
Пар клубится целый день
Над навозной кучей.
Но смотри, смотри – растёт
Тучка над детсадом.
Эх, на речку бы сейчас!
Да работать надо.
С некоторых пор, особенно после разговора с дядей Серёжей, стихи стали получаться у Шурки часто. Он иногда даже не знал, что с этим делать. В самый неподходящий момент: на прополке, на стадионе, на рыбалке – везде, где нужна сноровка, на Шурку находило состояние, когда он отвлекался от всего и уходил в себя.
– Ты какой-то рахманный стал, Шурка, – сказала однажды мать.
– Влюбился, поди, – высказала догадку баба Груня и засмеялась. – Пройдёт, это такой возраст.
«Такой возраст, – повторил про себя Шурка. – Какой возраст? Я ведь и не влюбился вовсе!» И вдруг обожгла другая мысль: «Значит уже положено влюбиться! И в этом нет ничего такого… хотя ещё не взрослый».
Пришли Мишка с Венькой с Приказного озера, где копали червей.
– Во! – сказал Мишка, – с ночевой хватит.
– С ночевой, – повторил Шурка, – а вот этого, – он показал на дерево под собой, – до завтра мне хватит.
– Что, как всегда, боевое задание, – скорее подтвердил, чем спросил Венька.
– Угу, – мотнул головой Шурка.
– Вот это тягомотина! – выдохнул Мишка.
– Ерунда, – сказал Венька и, поставив ногу на сучок, по-полководчески оглядел район действий. – Три дерева всего? – спросил он, ни к кому не обращаясь. – Три, – подтвердил он сам себе, – значит по одному на нос. Будем тянуть тройной тягой!
– Чего? – спросил Мишка.
– Ну, ты же говоришь – тяга Мотина? А я говорю – тяга наша, троих, а не одного Мотина.
Шурка вспомнил дядьку Мотина, жившего на дальнем краю села и развозившего на дрожках горючее по полевым станам. Вспомнил его вечно понурую лошадёнку, похожую на слепую Карюху, которая крутит колесо на ческе шерсти в промкомбинате, и ему стало весело.
«Тяга Мотина, – придумал же Венька в очередной раз штуковину какую. Откуда у него это?»
– Шурк, давай ещё топоры, до обеда