Никто не будет по ней скучать. Кэт Розенфилд
не очень часто общались, – сказал Эрл. Он смотрел прямо перед собой покрасневшими стеклянными глазами, то ли от дыма, то ли от скорби, либо и того, и другого.
– Даже живя так близко от нее? – спросил Берд.
– Здесь все близко, – пожал плечами Эрл. – Весь город умещается в милю от одного конца до другого. Лиззи держалась особняком. Она всегда такой была, даже когда мы жили под одной крышей.
– На свалке? – Берд проехал мимо по дороге в участок, просто чтобы поглядеть на обугленные останки трейлера, где росла жертва. – Должно быть, это было тяжело. Тесное помещение. Даже для двоих.
– У нее была своя комната. Я пытался… – Эрл молчал так долго, что Берду начало казаться, будто это было все предложение: «Я пытался». Но старик кашлянул, вытащил из кармана носовой платок, сплюнул в него густой комок коричневой слизи. – Я пытался дать ей личное пространство, – сказал он.
Большой палец Эрла прошелся по пятну сажи. Оттирая его.
– Уже выяснилось, как начался пожар? – Берд вгляделся в него.
– Не слышал. Может быть что угодно, – пожал плечами Эрл.
– Полагаю, у вас есть страховка. – Он попытался звучать непринужденно, но плечи мужчины все равно напряглись.
– Ага.
Берд не настаивал; пожар был странным совпадением, но это не его расследование. И в любом случае, Эрл Уэллетт большую часть ночи проспал мертвым сном за рулем своего фургона на парковке «Стренглерс», что, видимо, было его еженедельной привычкой. Полдюжины людей видели его – или слышали его храп – поэтому Эрл был официально снят с крючка подозрений за поджог или убийство. Несколько секунд мужчины просидели в тишине. Берд обдумывал следующий вопрос, когда Эрл Уэллетт внезапно повернулся и уставился прямо на него. Глаза старика имели странный голубой оттенок, как старые джинсы, почти обесцвеченные годами нóски.
– Меня спрашивали, к какому стоматологу она ходила, – сказал Эрл.
– Стоматолог, – повторил Берд, а затем покачал головой, когда осознал значение этого. Черт. – А, это для опознания. Они вам не сказали?
Взгляд Эрла оставался твердым, непонимающим, но не менее пронизывающим.
«Твою мать», – подумал Берд.
– Полиция опознала вашу дочь на месте преступления по особой примете на ее, эм, грудной клетке. – Берд увидел, как голубые глаза сузились, жесткие брови сошлись на переносице. – Мне жаль, мистер Уэллетт, нет способа хорошо это донести. Вашу дочь застрелили. Ее лицо сильно повреждено.
Некоторые мужчины в этот момент сломались бы. Берд был благодарен, что Эрл Уэллетт этого не сделал. Вместо этого старик выудил сигарету из мятой пачки и закурил, игнорируя расклеенные знаки «Не курить» и седовласую секретаршу, обернувшуюся и смерившую его гневным взглядом, как только учуяла запах табака.
– Нам пригодились бы медицинские записи, – сказал Берд. – Любые. От стоматолога или… вы знаете, у какого доктора наблюдалась ваша дочь?
– Не