Богач, бедняк. Ирвин Шоу
к нему никакой привязанности, не говоря уже о любви. Тело у него было худое, неказистое. Только в своих элегантных костюмах он выглядел в какой-то мере импозантным. Тедди Бойлен был человеком без порывов, циником, идущим на поводу у своих желаний, неудачником, расписавшимся в собственной несостоятельности, человеком без друзей, сосланным могущественной семьей в ветшающий викторианский замок, где большинство комнат было всегда закрыто. Опустошенный человек в пустом доме. И было вполне понятно, почему женщина, портрет которой до сих пор стоял на рояле, развелась с ним и ушла к другому.
Он не вызывал ни любви, ни восхищения, но у него были свои достоинства. Отказавшись от того, чем обычно занимаются люди его класса – от работы, от участия в войне, от друзей, он посвятил себя одному – искусству соития, которому предавался со всей силой и мастерством. Он ничего от Гретхен не требовал – только чтобы она была тут, служа податливой глиной в его руках. Победы он одерживал собственным мастерством. Здесь, в постели, он выигрывал свои битвы и покорял свои вершины. Стоны и вздохи Гретхен заменяли ему победные звуки фанфар. А Гретхен нисколько не волновали ни его триумфы, ни поражения. Она отдавалась ему, не испытывая никаких чувств, кроме чисто физического наслаждения. Для нее он был никто – просто самец, олицетворение мужчины, которого, сама того не ведая, она ждала всю жизнь. Он был орудием ее удовольствий, открывшим ранее ею не изведанное.
И она даже не была ему благодарна.
Восемьсот долларов лежали в томике Шекспира, заложенные между вторым и третьим актом «Как вам это понравится».
Где-то прозвонили часы, и снизу донесся его голос:
– Гретхен, ты спустишься или тебе принести виски наверх?
– Принеси сюда, – крикнула она.
Голос ее стал более низким, более хриплым. Она заметила, что в нем появились новые, еле уловимые оттенки: если бы слух матери не притупился от случившейся с ней беды, она по одной фразе, произнесенной дочерью, поняла бы, что та пустилась в счастливое плавание по тому опасному морю, в котором сама она потерпела крах и утонула.
Бойлен вошел в комнату, держа в руках два стакана. Свет из камина освещал его нагое тело. Гретхен приподнялась на подушках, а он сел рядом на край кровати и стряхнул в пепельницу на ночном столике наросший на сигарете столбик пепла.
Они выпили. Гретхен пристрастилась к виски. Бойлен нагнулся и поцеловал ее грудь.
– Хочу попробовать, как целуется, когда во рту виски, – сказал он. И поцеловал другую грудь.
Она сделала глоток из стакана.
– Я не владею собой, – сказал он. – Не владею тобой. Я могу поверить, что ты моя, только когда я в тебе и ты кончаешь. А все остальное время, даже когда ты лежишь рядом голая и я ласкаю тебя, ты мне не принадлежишь. Так принадлежишь или нет?
– Нет, – сказала она.
– Господи! – вырвалось